Завтра никто не умрет

На этом острове, судя по всему, загадочная акустика. Туманов слышал выстрелы – как расправлялись с группой Шальнова. А вот как расправлялись с группой Туманова, Рудик и Оксана не слышали. И остальные члены группы – иначе майор не рискнул бы вести людей к замку. В этом нет ничего противоестественного, попытался объяснить необъяснимое Газарян. Акустика в скалах – штука занятная, а в сочетании с необузданными ветрами, с мертвыми зонами, имеющими физическое объяснение, с обычной мистикой, наконец... Он не видел, как Оксана провалилась в пропасть. Вспыхнула стрельба, падали ребята, майор кричал, что прикроет. Рудик Газарян нырнул за камень, стал отползать. По нему стреляли, чуть челюсть не разнесли. Ситуация была ужасная. Упыри вырастали из тумана, строчили по всему, что шевелилось. Перебегая от камня к камню, он тоже стрелял, кажется, попал в кого-то. Шквал огня прибил его к земле. До скал оставалось метров десять, а Рудик не мог пошевелиться, скорчился – а к нему уже подходили, уже посмеивались... Он бросил гранату, следом другую. Кто-то упал, нафаршированный осколками. Под завесой дыма он припустил к скалам, петлял, как заяц, куда-то карабкался, прыгал через пропасти, лез на камни, скатывался в ямы...

– Полдня прошли в содержательных хлопотах, коллеги, – поведал раскрасневшийся от воспоминаний Газарян. – Где меня только не носило! Не сиделось на месте, понимаете? Нарвался на патруль, надавал им по шеям, забрал одежду, утеплился. Однажды меня заметили, пришлось спасаться. Этот остров не такой уж маленький. Если с умом и осторожно, здесь можно хоть год партизанить. Есть пещеры, связанные между собой под землей, имеется питьевая вода, а на восточной стороне под скалами от ветра прячутся птицы, целые базары – их можно бить камнями, жарить и есть. А можно и сырыми – сущий протеин... – Рудик посмотрел на Туманова. – Есть полезная информация, командир. Наши лодки в бухте уже попали в нехорошие руки – сам видел. А вот на восточной стороне... – Газарян состроил таинственное лицо и вкрадчивым голосом проговорил: – Имеется еще одна бухта. Она вдается в побережье метров на пятьдесят, защищена скалами. Там домик, дощатый причал, пришвартован задрипанный катерок и две моторные шлюпки с высокими бортами.

Туманов многозначительно переглянулся с Оксаной.

– Что, уже не новость? – надулся Рудик.

– Новость, – успокоил Туманов. – Просто о лодочной станции мы как раз размышляли. Чисто абстрактно.

– А я знаю, где она, – похвастался Газарян. – От станции в скалы уходит утоптанная тропа – видимо, к замку, но пользоваться ею я бы не советовал. Есть другие подходы. Минут двадцать я там сидел в гнезде и все замечал. Можно пройти по скалам – гребень не очень острый, а можно и в обход – с севера.

– И не пытался воспользоваться этим счастьем? – засомневался Туманов.

– Извини, Павел Игоревич, – Газарян решительно мотнул головой, – возможно, я и страдаю наследственным пофигизмом, но чтобы без идеи подставлять себя под пули... Я насчитал охраны штыков семь. Трое или четверо прячутся в домике, двое болтаются поодаль, а еще, хотелось бы ошибиться, оборудован снайперский пост. У всех коммуникаторы в ушах. Пока я там лежал, подплыла лодочка, двое типов в плащах – лиц не видел – выгрузились и ушли под охраной к замку. Толпа, короче, Павел Игоревич. Решил отлежаться до вечера, а уж потом с темнотой... Я же не знал, что кроме меня живые есть. Думал, один такой счастливый.

– Дорогу помнишь?

– Решительно, – кивнул Газарян. – Могу в темноте, с завязанными глазами.

Туманов успокоился. Будет чем заняться в минуты скуки.

– И отлежаться ты решил не где-нибудь в норе, а поближе к замку.

– Так любопытно же, Павел Игоревич.

– Тогда вопрос, Рудик. Ты был сегодня везде – даже там, где не надо. А в замок ходил?

– В каком смысле? – Газарян хлопнул глазами.

– Рудик, это относительно простой вопрос. Ты был сегодня в замке? В этом нет ничего криминального. Вот я, например, был. Как все нормальные психи.

– Извиняюсь, но до такой наглости... – Рудик замотал головой. – Не ходил, Павел Игоревич, хоть режь. А что ты там делал? Расскажи.

Они лежали за камнями, следили за замком, Туманов неторопливо рассказывал, как осваивал этот обиженный природой уголок. Люди слушали. Рудик перестал хохмить, обтачивал ногти пилкой на обушке ножа. Оксана намазала губы кремом от обветривания, углубилась в самосозерцание. Несколько раз порывался пойти дождь. Потом вдруг повалил снег. Туманов поймал на перчатку несколько снежинок, с изумлением на них уставился. Погода, конечно, не баловала теплом, дул свирепый ветер, часто меняющий направление. Но ниже минусовой отметки температура не опускалась. Много странностей у местного климата. Норвегия по уши в снегу, а на островах в помине нет никакого снега. Стихии безумствуют, но все в пределах «плюсовой зоны». Давно бы околели, будь тут снег. Хвала Гольфстриму или чему там еще...

Снегопад продолжался несколько минут. Налетел ветер, прогнал тучу. Стало тихо, немного посветлело. «Замерзаю, замерзаю...» – бормотала Оксана. Вертелась, терла ладошки. Отыскала в рюкзаке Туманова ветрозащитные спички, стала жечь, греть руки. Туманов вспомнил про коньяк, извернулся, извлек его, как факир, из рукава, подполз к Оксане и сунул в замерзшую руку. Девушка насторожилась, понюхала, отвинтив крышку. Сделала глоток, закашлялась. Замерзшие губы растянулись в блаженную улыбочку.

– Туманов, ты гений, – и девушка жадно присосалась к горлышку.