Колумбийская балалайка,

22
18
20
22
24
26
28
30

Что там бандиты прикидывали насчет люка — неизвестно, а вот по крышам подбирались. Спокойно жить и двигаться им не давали Миша с Борисычем. Бизнесмен с эмигрантом постреливали одиночными, заставляя колумбийских «духов» прятаться за парапет, за трубы и за надолбы вентиляционных выходов.

Патроны следовало беречь. А для того чтобы попридержать бандитов, хватит и одиночных. Ясно, что латиносы сейчас просто стараются подобраться поближе, а вот когда наползет дымовая завеса, тогда уж под ее прикрытием они планируют ломануть всем скопившимся на соседнем доме коллективом с крыши на крышу, которые разделяет метра полтора.

С дымовой завесой были связаны и планы сводного русско-колумбийского отряда. Летисия уже привязала один конец прихваченного из магазина каната к основанию телеантенны, оставалось сбросить вниз бухту, спуститься по канату во двор и проходом между пристройкой и сараем уйти из «котла», в который они угодили. Им главное пересидеть до дыма, не дать себя убить или ранить. А потом уйти раньше, чем латиносы совершат массовый прыжок в длину.

Те латиносы, что ползали по крышам, и те, что перемещались внизу, почти не стреляли — спасибо ценной фигуре Борисыча. Зато гад, засевший на доме через улицу, имел возможность видеть, кого именно берет на прицел — женщину, мужчину или ребенка, но только бы не старика. Хорошо, не вся крыша открыта ему как на ладони, спасают бортики по краям, всякие выступы и корыто спутниковой антенны. Но стоит сдвинуться на лишний сантиметр, и тут же окажешься в простреливаемой зоне. Этого стрелка напротив Леха пытался снять, но пока не получалось. Эх, гранатометик бы сюда…

— Восемь миллиардов. Американских зеленых баксов США.

Теперь Михаил произнес астрономическую сумму спокойно, смакуя, с расстановкой, словно речь шла о месячной задолженности мелкооптового торговца бананами. И крикнул Борисычу, от которого его отделяла будка вентиляционного выхода:

— И ты типа знаешь, где это «золото партии» заныкано?!

— Знаю! — крикнул в ответ Борисыч, загнав в автомат новый магазин. — Таня, умоляю, не высовывайтесь! Стреляйте, как договорились!

Таня, всем телом прижимаясь к ограде, подняла над собой автомат, положила ствол на край парапета, зачем-то закрыла глаза, пальцами двух рук надавила на спуск, шмальнула в белый свет как в копеечку — условно в направлении основных колумбийских сил — и ойкнула, когда отдача чуть не вырвала оружие из рук.

— Но, ясный хрен… — Миша выглянул из-за парапета, увидел латиноса, пытающегося перебежать на более удобную позицию, выстрелом отогнал его на прежнее место. — Но, ясный хрен, не скажешь!

— Отчего же! — крикнул Борисыч. — Мартинес написал мне в письме! Как чувствовал, что мы можем и не свидеться! Счета, Мишаня, здесь! В Текесси! Могу точно сказать где!..

— Ну не томи, батя, бляха-муха!

— В городской ратуше!

— Значит, все это время наши колумбийские друзья гонялись не за химиком, а за тобой! — прокричал Алексей, переползающий на другую позицию. Леха, как щитом, прикрывался спутниковой антенной, свинченной гаечным ключом, который Борисыч протаскал в кармане со времен гонки на джипе. — Значит, это ты тот крутой русский, который прилетел в Ла-Пальма и которого надо доставить Падре целым и невредимым?!

— Получается, что так! — виноватым голосом ответил Борисыч и выпустил короткую очередь по крыше, где засел стрелок, давая тем самым возможность Леше миновать опасный участок. — Каким-то образом Падре узнал, что старому известно, где спрятаны деньги… Вряд ли он, Мартинес Камлос, даже под пытками указал на ратушу! Не тот он был человек! Но в забытьи мог выдать, что я лечу к нему! Мог, ох мог!.. Вот сволочь!

Стрелок на крыше попытался-таки подстрелить Леху, но пулю приняло на себя спутниковое корыто. Раздалось громкое «бдыньс!». Борисыч дал еще одну очередь в прежнем направлении, успокаивая неугомонного стрелка.

— Нет, погодите! — вскинулась Люба, контролирующая люк и Вовика. — Я же проверяла всех, кто прилетал и собирается прилететь в Ла-Пальма! Ни одного россиянина, кроме Вовки… Ах, зар-раза. — Она стукнула себя кулаком ко лбу. — Дура я, дура… «Русский» ведь еще не значит «россиянин»!

— Ты же говорил, что воевал в Великую Отечественную! — вдруг вспомнил Алексей.

— Что воевал — верно, Леша, говорил! — поправил моряка Борисыч, снял кепку с прожженным козырьком и вытер ею лицо. — Но про ту войну я ни словом не упоминал! Сколько мне лет, по-твоему? Я ж тогда под стол пешком ходил… Но войн, Леша, и потом немало было!

— Врешь, говорил про Отечественную, я помню!