Талисман десанта

22
18
20
22
24
26
28
30

В речах муллы Мустафа нашел золотое зерно: хотя в реальности многих должных вещей нет, но, чтобы они стали реальностью, нужно за них бороться.

Разглядев в Мустафе праведного мусульманина, «хозяин» отпустил его с условием, что тот станет на сторону самого справедливого полевого командира, друга «хозяина», Сарвара-Муатабара. И Мустафе ничего не оставалось, как дать слово. Сарвар-Муатабар с его помощью одержал несколько блестящих побед в междоусобных распрях. «Хозяин» тем временем ушел в мир иной, а Сарвар-Муатабар решил стать политиком. Именно он «подарил» Мустафе его теперешний лагерь и несколько кишлаков вокруг горы на юго-востоке страны, а сам переселился в Кабул. И вскоре погиб при взрыве смертника.

* * *

Мустафа-Шурави смотрел на тлеющий уголь, который то вспыхивал, выпуская желто-синий лепесток огня, то мерцал теплым красным ровным жаром.

Он достал из шкатулки пожелтевший конверт – письмо, подписанное красивым женским почерком: «Твоя жена, Наташа». Даже не раскрывал его, потому что знал на память. Знал на память и свой ответ, который написал через четыре года после того, как Советская армия вышла из Афганистана и ему на время стали снимать колодки.

«Дорогая, я жив, но я умер, потому что даже не знаю, где я и что будет со мной. Но, главное, я не знаю, родила ли ты нашего ребенка. Прежнего меня больше нет. Прости меня за это и, пожалуйста, будь счастлива».

Мустафе тогда с большим трудом удалось выпросить у муллы ручку и бумагу. Он долго мучился – казалось, что рука напрочь забыла, как обращаться с этим простым инструментом. Слова – тяжелые, чугунные, несшие горе – с трудом выводились на бумаге.

Тогда он так и не решился отправить свое письмо жене.

Мустафа-Шурави некоторое время держал в руке конверт с последним письмом от своей Наташи, словно видя его насквозь, мысленно перечитывая, и аккуратно положил его в резную шкатулку с восточным орнаментом. Закрыл ее и спрятал в рюкзак.

Уголь костра из ярко-алого теперь превратился в буро-кровавый. Силы огня постепенно иссякали, а остатки дров стали потихоньку покрываться пепельным серым налетом.

23

Сарбуланд и Даринка сработались быстро. Они вместе делали перевязку раненым, вместе приготовили обед из оставленного боевиками провианта.

Раненые боевики, которым Даринка предписала постельный режим, размещались в большом зале мавзолея, поэтому Милошу, Мириам и Алексу покинуть свое убежище было практически невозможно. Однако у Даринки был план – довольно простой, но вполне выполнимый. Она должна была ввести раненым снотворное, а также подмешать его Сарбуланду, а как только снотворное подействует и все уснут, беглецы уйдут в горы. Конечно, за такое вероломство ничего хорошего Даринке при повторной встрече с людьми Махмуда ждать бы не пришлось. Еще бы – ведь как можно оставлять спящих, беспомощных раненых людей – такое ей никогда бы не простили. Однако Даринка в ближайшие годы вовсе и не собиралась возвращаться в Афганистан. А этим бородачам ничего не сделается. Проспятся, очухаются, и все у них – по крайней мере, на тот момент – будет неплохо.

Когда боевики уже заснули, а Сарбуланд отправился за водой, Даринка не медля спустилась в подвал, чтобы рассказать своим о том, что она придумала. Милош и Мириам сразу же, не раздумывая, с ней согласились.

– Я вам подам знак, – прошептала Даринка, – и мы уходим.

Вскоре в мавзолей с полными фляжками воды вернулся Сарбуланд. Даринка вышла из глубины помещения ему навстречу.

– Я сам напою почтенного Ака-Барабади, – любезно сказал очкарик, – а вы можете отдыхать.

Сарбуланд нагнул фляжку надо ртом несчастного. Ака-Барабади вдруг открыл глаза и блуждающим взором посмотрел на очкарика.

– Я слышал голоса духов, – бредил он.

– Тихо, врач запрещает тебе говорить, – попытался успокоить его Сарбуланд.

– Голоса шли снизу, – настойчиво продолжал Ака-Барабади. – Теперь я точно знаю, что духи на том свете говорят на языке, который ты знаешь.