Легионеры

Эта эфэсбэшная паскуда, не нюхавшая пороха и портянок своего товарища, не гнившая в окопах и не тянувшая одну сигарету на десятерых, сейчас в глазах Марковцева глумилась над всеми Вооруженными силами. Иногда единственный способ победить – это закрыть товарища грудью. И Сергей шел защищать все рода войск, начиная с военно-воздушных сил и заканчивая стройбатом – как и положено, он был безоружен.

Голос этой чекистской мрази осквернял засевшие в мозгу слова: «Кто не хочет жить?.. Я год провел в подвале, часто теряя сознание от жажды и побоев, и неизвестность добивала меня. Я мог отказаться, но мне в ту пору не исполнилось и двадцати семи. Я ел похлебку, и мои слезы капали в чашку. Это был тот день, когда мой новый хозяин в последний раз называл меня Николаем. Назавтра я уже был Самиром Хади…»

Этой мрази не терпелось раскрыться, и она, рискуя сорвать план своего руководства, все же вылезла из обгоревшего комбинезона покойного летчика и вытерла о него ноги. Ее перло изнутри так сильно, как бывает желание у артиста долго стоять у рампы и слушать аплодисменты зрителей.

Первые два шага Марк проделал по прямой. Потом присел, как в реверансе, и резко сместил тело вправо, скрестив ноги. Потом выпрямился, словно поднырнул под свою тень, и качнулся в другую сторону.

Пуля из «АПС» просвистела над ухом, но Сергей находился уже в шаге от противника и не дал ему ни произвести второй одиночный выстрел, ни тем более перевести пистолет Стечкина в автоматический режим, при котором обойма опустошается за две секунды. Рука, заведенная за плечо, тыльной стороной ладони смела преграду в виде руки с пистолетом и врезалась в челюсть противника.

«И меня охватила злость, я глазами выискивал в небе и этого Джонни, и его напарника: «А ну, янки, ко мне! Ко мне, сучары, мать вашу!»

Сергей со всей силы заехал ногой по пистолету, выпавшему из рук чекиста, и только что не проследил за его полетом.

– Ко мне, сука!

Вот так бывший инструктор штурмовой бригады учил своих бойцов. Бил так, что трещали кости и мутнел рассудок. Двигался легко, держа чуть расслабленные руки у лица. От пули ушел, а от ударов лже-Сунцова уклонялся свободно и непринужденно.

«Гуси», выбежавшие на звук выстрела, обалдело переглянулись.

– Даю правый глаз, – первым пришел в себя Резаный, – это последний бой летчика. Смотрите, как полетел!

– Вста-ать! – Не церемонясь, Марк пинками поднял эфэсбэшника на ноги. Схватив его за грудки, рванул на себя с движением головы вперед. И не дал противнику с разбитым носом опуститься на землю. Взяв его одной рукой за подбородок, зашел ему за спину, ладонь другой руки легла на затылок.

Резаный сморщился: он, который «и стрелял, и резал, и душил», знал, что будет дальше. Но отказывался понимать – за что асу хотят сломать шею? Наверное, Алексей действительно был кровожадным человеком, а может, понял, что за здорово живешь бывший подполковник не станет лишать жизни, а уж коли решил, то его не остановишь, – перед тем как раздался громкий щелчок сломанного позвонка, Резаный опустил большой палец вниз: «Кончай его!» Билась бы в руках Марка Елена Гущина, и Алексей не колеблясь проделал бы тот же самый жест. Что ни говори, азарт – непонятная и захватывающая штука.

– Лена, – Резаный толкнул подругу локтем. – Иди, твоя очередь.

– Я за тобой занимала.

– Ладно, я пошел. Эй, командир! – Алексей действительно шагнул к Сергею и с выпяченной губой посмотрел на мертвого летчика в его ногах. – Он что, честь тебе не отдал?

– Он продал ее, – прерывистым голосом отозвался Марковцев, нагнувшись за выпавшим из кармана покойника мобильником. Сходив за пистолетом, закончил: – А скорее, чести у него никогда не было. Лишь неплохая память. Хорошую он позаимствовал у покойника.

37

– Он успел позвонить? – Гришин стоял над телом покойника бледный, веко нервно подергивалось. Он в очередной раз поднес трубку к уху: сигнала не было, хотя телефон мощный, системы INMARSAT (International Maritime Satellite Organization) с возможностью кодирования сигнала. Бросил короткий взгляд на Марка, потом снова уставился на мертвеца со сломанной шеей. Его к этому времени перенесли в казарму и накрыли одеялом. Полковник, приподняв край, покачал головой: этот человек ему был незнаком.

– Кажется, сегодня он никуда не уходил, – ответил Марковцев.