Последнее, что Антон успел услышать, пока машина не удалилась на предельное расстояние действия передатчика, это слова уголовника в адрес Умника. Что-то на тему, что он его бережет и от всех прячет. И что этот Африка специально так делает, чтобы информация не просочилась в уголовную среду, потому что стукачей что-то много развелось. Уголовка мгновенно узнает про делишки Вениамина, и тогда колпак всем обеспечен.
Отряхнувшись и промокнув платком скулу, Антон быстро скрылся в парке. Кожу на лице саднило, но на душе было хорошо. Теперь идентифицировать этого Африку можно. А личность он известная, судя по всему, обязательно на него что-нибудь найдется. А уж с фотографиями тем более не составит труда опознать его.
А ведь врал Африка, и это Антон уловил сразу. И врал уголовник умышленно, чтобы успокоить Вениамина. Что за дела их связывали, что Африка пытается скрыть от уголовного мира? Может, этот Умник работает на Африку, для него крадутся банковские карточки, потрошатся банкоматы? Почему? Этот уголовник не выглядит интеллектуалом, а преступления, совершаемые Вениамином, высокотехнологичные. При чем тут Африка? Крыша?
Малахиту было трудно вставать без посторонней помощи. Светочка, доченька родная, была на работе. Как ни крутился Малахит, а внятно объяснить дочери, почему ей не надо работать, он не смог. Знала она, что он в прошлом вор, но предложить ей доживать век на скопленное от украденного он не мог. Язык не поворачивался. Она был такая чистая, светлая, любящая, что не хотелось ее осквернять грязными деньгами.
Именно теперь Леня Малахит стал думать о своем прошлом ремесле, как о чем-то грязном, постыдном. Он по ночам думал о том, как бы повернулась его жизнь, узнай он о дочери тогда, сразу. А может, и не поменялось бы ничего, потому что тогда он был молод, тогда он был в почете и при фарте. Это теперь он стар и болен, это теперь его беспокоит душа.
Светлана ворвалась с шумом, и в доме как-то сразу стало светлее и звонче. Может, это оттого, что квартира теперь чистая и ухоженная, и стекла на окнах и в шкафах сверкают чистотой. Но хотелось думать старому вору, что это от присутствия его доченьки так преображается мир.
Вот ведь! Никогда о боге не думал, даже не помышлял о религии, а к старости стал подумывать, что посылает ему кто-то шанс искупить вину. Вроде бы за что? Может, за то, что никогда не предавал друзей, не шел на «мокрое дело», свято соблюдал все законы воровского мира. Хотя богу это не интересно. Тогда за что такая радость, такое утешение на старости лет? Неужто для того, чтобы заставить покаяться? Может, правда священника пригласить?
– Папа, ты как? – сияющая дочь появилась в комнате. – Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Не хуже… – проворчал Малахит.
– Не хуже? – немного разочарованно повторила девушка. – Я думала, что, может, получше? Мало ты гуляешь, окна вон заставляешь закрывать. Тебе воздух нужен!
– Ничего мне не нужно, Светочка. Ты вот у меня есть, и достаточно. А то, что «не хуже», так в моем возрасте и при моей болезни и это уже немало. Ты окошко-то прикрой малость, прикрой. Сквозит оттуда.
– А я тебя укрою получше, – нежным голосом сказала девушка, поправляя одеяло, – и ты не замерзнешь. А проветрить комнату надо. Вот минут десять так полежи, а потом я его закрою.
Малахит вздохнул и подчинился. Ему было приятно, что Света сидит вот так на краю его постели, что ее рука лежит поверх одеяла. От этого так спокойно, как не было никогда в жизни. Кровинушка родная.
– Пап, а что это к тебе зачастила Зинаида, соседка наша? И откуда у нее ключ от входной двери?
– Так… так ведь ухаживала она за мной. В магазин сходить, в аптеку, постирать чего. Сам я ей ключ давал, доченька. Ты на нее не смотри, она баба добрая, порядочная.
– Глаза у нее совсем не добрые. Не поверю, что она такая уж сердобольная. А про какую девочку вы с ней тут вчера говорили, за кем она ухаживает?
– Какую девочку? – испугался Малахит. – А… девочку. Родственница, что ли, или просто подрабатывает сиделкой. Я и не знаю. Рассказывала она что-то такое.
– Так она советовалась с тобой про какую-то Африку, не обманет ли. Она кому-то не верит? Опять темные дела? Я думала, ты забросил все это давно, ты же сам рассказывал.
– Что ты, доченька, какие такие дела! Ничего особенного, просто… Ох устал я, подремать бы мне, а? Ты окошко-то прикрой, а то тяжело мне под одеялком, давит оно на грудь…
Малахит закрыл глаза и сделал вид, что хочет в самом деле подремать. Но на душе было скверно. Вот незадача, вот ведь беда! И как это Светочка услышала их разговор? Жадность все это, жадность! Но мозг упрямо возражал, что не жадность, а расчет, что копеечка к копеечке! Что Светочке лишние тысчонки не помешают, когда он помрет. Вот Африка паразит, паскуда. Найди да найди ему бабу надежную, чтоб за человеком поглядела, кормила, стирала. Он и вспомнил про Зинаиду. Только расчет через Малахита идет. Африка положил сиделке восемь тысяч в месяц, а Малахит ее на шесть подбил. Две тысячи, а в карман. Еще месяц скоро закончится и еще две тысчонки туда же.