Короли улиц

22
18
20
22
24
26
28
30

— Советчиков-то набежало, — заметил Сева.

Опять прозвучал гонг.

Вечер пробил «двойку» в прыжке — два удара ногой по дуге, следующих один за другим. На первый, который был отвлекающим, Пешинский не повелся, второй отбил и, сделав короткий шаг вперед, попытался взять Вечера на бедро. Тот не дремал и успел поймать шею противника в захват. Пешинский был слишком опытным, чтобы в таком положении продолжать попытку броска. Они расцепились и перешли на обмен ударами. Вечер погасил два прямых Пешинского в зародыше, отбив их перчатками, и пропустил третий. Это был неожиданный мощный крюк снизу, и Вечер едва устоял. Пешинский тут же бросился развивать успех.

В голове Вечера стоял ровный звон, реальность то возникала в виде фрагментов — лицо противника, фигура рефери, суетящаяся сбоку, и желтые точки светильников вдали, которые то сливалась в единый матовый фон, то снова обозначались четкими желтыми сферами.

Вечер пятился назад, вяло отбиваясь. Руки казались ватными. Пешинский неожиданно остановился и ударил его ногой, пустив ее по окружности. Вечер успел среагировать и откинул голову назад, убирая челюсть. Но оказалось, что Пешинский метил ниже. Его нога чиркнула Вечера по горлу, и этого было достаточно, чтобы он едва окончательно не потерял сознание. «Куда бьет, гад?!» — пробилась сквозь муть в голове единственная мысль.

Пешинский, пользуясь беспомощностью противника, развивал успех. Он колотил Вечера прямыми и крюками, слева и справа. Его остановил судья, зафиксировав нокдаун, потом прозвучал гонг. Вечер, смутно видя свой угол, едва доплелся до него.

Сева молча сунул ему под нос нашатырь и принялся обмахивать полотенцем.

Постепенно шум трибун стал ровным, а действительность обрела объем. Когда прозвучал гонг, Вечер встал, окончательно придя в себя. Он понимал, что должен отыграть у противника несколько очков.

Они кружили по рингу, Пешинский полагал, что выигрывает, хотя и не так красиво, как хотелось бы, и занимал выжидающую позицию. Вечер сделал обманное движение левой ногой и тут же, разворачиваясь в прыжке на сто восемьдесят градусов, провел молниеносный удар правой. Пешинский закрылся пассивным блоком, но его слегка отбросило назад, Вечер бросился на него и выдал серию коротких быстрых ударов. Пешинский ушел в глухую защиту. Вечер, подойдя почти вплотную к нему, провел удар коленом в бедро, потом снова переключился на руки, осыпая противника градом ударов и не давая возможности отвечать. Потом последовала подсечка, и Пешинский упал. Зал взорвался криками и свистом.

Подсечка дала лишь одно очко. Пешинский быстро встал и пошел в атаку. Вечер отбросил его ударом ноги. В это время прозвучал гонг.

— У вас равное количество очков, — сказал Сева, обмахивая Вечера полотенцем. — Как, силенка еще есть?

Вечер, глубоко дыша всей грудью, молча кивнул.

— Хорошо. Побей его. Иначе все полетит к черту.

Когда прозвучал гонг, Пешинский сделал короткий быстрый шаг вперед и попытался ударить Вечера подъемом стопы в голову, но тот, на мгновение опережая противника, сделал такой же шаг ему навстречу и, поймав в момент удара, опрокинул на пол. Пешинский тут же вскочил. Похоже, он потерял свое аристократическое самообладание. «Все мы такие», — усмехнулся Вечер, глядя на перекошенное от бешенства лицо плейбоя.

Пешинский бросился на Вечера в прыжке с длинного разгона. Вечер ушел в сторону и ударил ногой в ответ. Он целил в солнечное сплетение, но Пешинский успел заблокироваться и перехватить ногу Вечера. Тот, в падении, попытался ударить противника свободной ногой, но Пешинский коротким движением отвел перехваченную ногу в сторону, и Вечер оказался на полу. Он вскочил, но не успел распрямиться — голень Пешинского ткнулась ему в челюсть.

Нокаута не было — Пешинский слишком торопился, и потому вместо резкого удара получился тычок. Однако у Вечера на мгновение потемнело в глазах, и он едва избежал нового падения.

Не желая упускать момент, Пешинский опять бросился на Вечера. Тот на отходе встретил его серией ударов руками, потом вообще перестал пятиться и попытался контратаковать. Пешинский, не уступая, продолжал напирать. Никто из них уже не думал о защите, ярость наконец вырвалась наружу. Отбросив все предосторожности, они вступили в обмен скоростными ударами. Их руки мелькали, как поршни, и каждый нет-нет да пропускал удар противника. Но никто не останавливался и не хотел уступать. Рев зала стал плотным, как желе, которое можно было резать на мелкие куски. Многие орали стоя, но громче всех, перекрывая зал и забыв про свою обычную сдержанность, вопил из своего угла Сева, переходя на фальцет:

— Гаси его, Вечер, гаси!..

Пешинский уступал в скорости и пропускал больше ударов, но ярость словно колом подперла его спину. Он не отступал, но явно не выдерживал темпа, заданного Вечером. И вот, пропустив подряд два удара, потом еще один, Пешинский на какой-то момент словно споткнулся, и Вечер тут же воспользовался этим. Его прямой с разворота был почти неуловим. У Пешинского, получившего пяткой в челюсть, ноги оторвались от пола, он отлетел метра на полтора назад и рухнул на пол. А вместе с ним отправились в небытие его манеры, чемпионский апломб и лоск.

Пешинский не встал даже после того, как рефери произнес: «Девять!»