– Да еще в положении, – напомнила Даша.
– Откуда ты взяла? – удивился Матвей.
– Во-первых, по дате рождения Анфисы Павловны подходит, а во-вторых, жена Угрюмова, Прасковья, пишет в своем дневнике:
«Жаль бедную девочку, остается одна, да еще в положении. А я ей ночью нагрубила! Не знаю, что с нею будет в этом кошмаре. Да хранит ее Бог! Запись сделана двадцать шестого января одна тысяча девятьсот двадцать пятого года». Кстати! – спохватилась Даша. – Она последняя в этом дневнике. Тут даже время стоит – семь утра…
– Интересно, что потом произошло с Угрюмовыми? – задумчиво проговорила Марта.
– Да что угодно, – пожал плечами Матвей. – Сейчас люди сотнями с концами пропадают, а тогда, в неразберихе, тем более.
– Официально брак родителей Анфисы Евгеньевны был зарегистрирован тоже в двадцать пятом, – размышляла вслух Марта.
– Через месяц после последней записи в дневнике, – добавила Даша. – Так куда, интересно, пропали Угрюмовы?
– Да еще с ребенком, – напомнил Матвей. – Не похоже, что их арестовали.
– Почему бы и нет? – удивилась Марта.
– Основные репрессии начались в тридцатых, – словно ища подтверждения, посмотрела на Матвея Даша.
– Не факт, – покачал он головой. – С февральской революции в стране царил хаос, а жизнь человека тогда ничего не стоила. По Москве и Петрограду разгуливали толпы вооруженных людей, люто ненавидящих буржуев…
– А не могли они просто уехать? – выдвинула очередное предположение Марта.
– Куда?
– В поместье, например…
– Или за границу, – выдвинула свою версию Даша.
– В этом случае могу предположить, что, надеясь вернуться, Угрюмовы оставили присматривать за своим добром служанку.
– Какое добро? – удивилась Даша.
– Сама посмотри, – обвел взглядом комнату Матвей, – эти вещи наверняка принадлежали им.
– И квартира, – добавила Марта.