– Не знаю… Они просто предложили. Мы разговорились про политику, про все, что вокруг происходит, и мои новые приятели рассказали, что они думают по этому поводу. Я как-то быстро все понял и запомнил, что они говорили. И когда они попросили повторить, я взял и повторил. Повторил, как это… с душевным подъемом, потому что так именно чувствовал на тот момент.
– Какая-то несуразица, – не выдержал следователь. – Значит, вы все-таки являетесь членом некоей организации?
– Я не знаю… Я не понимаю, – застонал прапорщик Починков. – Я ничего такого не делал, просто говорил, поддерживал словами своих новых знакомых, своих друзей.
– Только словами? – с сомнением проговорил следователь военной прокуратуры.
– Да, – растерянно произнес Починков.
– А где вы разговаривали с вашими новыми друзьями, где вас записывали на камеру, ты можешь сказать? – спросил Батяня.
– Нет, я не помню… Да и слов тех, что они мне говорили и что я говорил, уже не помню.
– А если тебе покажут запись, ты вспомнишь? – спросил Лавров.
– Наверное, вспомню…
– Вы раньше, во время службы в своей части, встречались с этими людьми? В самой части или, может, за ее пределами? – Следователь держал свою нить дознания.
– Нет. Ни разу я их не встречал.
– Это правда? Они не приезжали ни к командиру, ни к майору Воскобойникову?
Прапорщик сморщился, застонал, а затем слабым голосом, но вполне уверенно ответил:
– Нет, ни с кем я их не видел. Таких отличных, улыбчивых парней я бы точно запомнил. У нас все такие угрюмые из-за проклятой нищеты…
– Как они выглядели? – перебил его вопросом следователь военной прокуратуры. – Вы можете их описать?
– Могу, – прошептал прапорщик Починков, а затем вдруг замолк, немного подумал и продолжил: – Мне надо сосредоточиться.
– Там, в горах, что-нибудь запоминающееся было? – наконец-то смог вставить Батяня.
– Луг. Овцы…
– Ну, овец здесь полным-полно… Цвет гор, может, ледник…
– Как вы попали на территорию американского закрытого объекта? – перебил Батяню следователь прокуратуры.