— Спасибо, — сказал Мэнеринг и положил трубку. Затем откинулся в кресле и снова улыбнулся.
— Он не возражает против того, чтобы я все вам рассказал. Это вас удивляет?
Сара ответила хрипловатым голосом:
— Дядя не может удивить меня, что бы он ни сделал. И если он хочет производить хорошее впечатление на кого бы то ни было, если он пытается выглядеть, как ангел, а других выставить дьяволом, я не собираюсь ему мешать, — она опустилась на стул. — А теперь расскажите мне все.
Эти слова прозвучали, как приказ.
Мэнеринг рассказал ей то, что ему было известно. Она слушала с огромным вниманием и только раза два правой рукой поправила выбившиеся из прически пряди, которые лезли ей на глаза. Рассказ занял всего две или три минуты. Когда Мэнеринг закончил, то был уверен, что не пропустил ничего из того, что она имела право узнать.
Какое-то время девушка сидела молча, как будто обдумывала все детали только что услышанного, чтобы удостовериться, что она правильно поняла собеседника! Сара выглядела сейчас совсем девочкой. Выражение ее лица было каким-то бесхитростным, а взгляд — непорочным. Да, сейчас это были самые подходящие слова для нее. Она казалась такой молодой, свежей и чистой, несмотря на репутацию ее друзей, красочно описанную на страницах светской хроники.
— Для вас это имеет какое-то значение? — спросил он.
— Значение, — повторила Сара его последнее слово. — Да, имеет значение, потому что это гнусная ложь. Значит, он все представил так, как будто второй меч был украден, поэтому он… — Она замолчала.
Мэнеринг напомнил себе, что он только что видел выражение чистоты, непорочности и честности на лице Сары. Но не обманывают ли его? Не позволяет ли он себя дурачить? Лона, которая после смерти Августа Джена считается величайшим портретистом Англии, посмеялась бы над ним: «Невинный взгляд может скрывать Далилу, дорогой. Неужели ты еще недостаточно пожил на свете, чтобы не знать этого?»
Никто не понимал лица людей лучше, чем Лона: она умела видеть душу человека и переносить ее на холст. Были такие люди, портреты которых она отказывалась писать, потому что на холсте вся их подноготная вышла бы наружу под магическим прикосновением ее кисти, а это вряд ли могло им понравиться. Что Лона сказала бы о Саре Джентиан?
— Вы думаете, ваш дядя притворяется, что меч был украден? — спросил Мэнеринг.
Она кивнула в ответ.
— А зачем, по-вашему, он сделал это?
Сара ничего не ответила.
— Я не скрыл от вас ничего, что узнал от лорда Джентиана, и вы должны, по крайней мере, сказать, что обо всем этом думаете, — сказал Мэнеринг, как будто взывая к детскому понятию о чести. — Почему он притворяется, что меч украден?
— Чтобы скрыть тот факт, что он продал его, но не хочет, чтобы остальные члены семьи узнали об этом, — наконец ответила она. — Теперь вы понимаете?
Понимать — одно, а верить — совсем другое. Мэнеринг пока никак не мог заставить себя поверить, что Сара говорит чистую правду, хотя она казалась такой правдивой. Дело даже не в том, как она это сказала, а в той перемене, которая в ней вдруг произошла. Она была еще более взволнована, чем раньше. Ему показалось, что в ее взгляде появился страх. Сара взглянула на меч, сверкающий всеми красками радуги и такой прекрасный даже в окружающей его тени, и облизнула губы. Да, Мэнеринг был точно уверен, что она чего-то страшно боится. Девушка посмотрела на него, но ничего не сказала.
— Сара, — обратился к ней Мэнеринг, — я не думаю, что это возможно.
Казалось, она даже не обратила внимания, что он назвал ее по имени.
ebooksa