По ком воют сирены

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да и Бог с ними, с сигаретами. Ну, курит телка, ее дело, он же на ней не жениться собрался. Позабавится и бросит. А оплатил он сегодня в маркете всего лишь шампанское и конфеты. Ну и что из этого? Решил сегодня конину не хлестать. Надо делать в этом полезном деле перерывы. Не мальчик уже. Здоровье — оно одно. А продукты она сама днем купила. Делов‑то! Что скажешь на это, Мартын?

— Витя. Не только скажу, но и покажу. Только для начала ответь на такой вопрос. Мы с тобой в первый день, когда отследили эту Екатерину и установили ее в театре, что там замутили?

— Ничего вроде бы как. — Ключник сосредоточился и похлопал тетрадью по колену. — Да, в натуре, порожняком из него вышли. Что там можно замутить, в конце концов? Театр ― это ведь тебе не музей!

— Понятно. Если не рыжье, не точило, не антиквариат и не бабки, значит больше нечего! — Мартын вытащил из внутреннего кармана пиджака театральную программку и бросил Виктору на колени. — Читай!

— Свободный театр. «Чайка по имени Джонатан». Художественный руководитель… Так. Фантазии на тему Ричарда Баха. — Чувствуя подвох, но не понимая пока еще, где он, начал читать Ключник. Развернул страничку. Наткнувшись на знакомую фамилию, сменил тональность, его голос зазвучал на октаву выше и торжественней: — «Стая на небесах»: Салли… М–м-м–м… Чианг… М–м-м–м… Вот. Серебряные чайки — Екатерина Дорощук… и еще здесь какой‑то клоун — педрила с ней в паре. Ну, и что из этого следует?

— Ключник! Как сказал твой любимый, с позавчерашнего дня, философ Иммануил Кант: «Глупость — это недостаток, и против него нет лекарства!» Какое сегодня число?

— Мать твою! Точняк. У нее же сегодня не репетиция, а спектакль… — Виктор положил программку на торпеду, подумал, обидеться ему на Мартына или нет, и решил, что не стоит.

— Вот. Так оно и есть. Отсюда вытекают следующие вещи, — назидательно заговорил Мартын. — Отвезет он ее на час раньше ― раз. Обязательно встретит после спектакля ― два. Они поедут куда‑нибудь ужинать, думаю, в приличное место ― три. На представление он, скорее всего не пойдет, а отправится домой на эти пару часов или проболтается все это время в офисе ― четыре. И последнее. Пятое и главное. Мелочей, Виктор, не бывает. Не мыслям надо учить, а мыслить…

— Понял, понял. Последнее выражение — тоже цитата из Канта. Ты прав, полюбил я старика Иммануила. Причем, все душой. А мне из всего вышесказанного следует незамедлительно записать третий раз один и тот же адрес. Уже записываю. — Ключник раскрыл тетрадь и быстро записал напротив времени — название улицы и номер дома.

— Я тебе обещал рассказать анекдот, — проигнорировав ироничные нотки в голосе напарника, напомнил Мартын.

— Точно. Давай. Он должен быть, насколько я понимаю, с каким‑то нравоучением для необразованного медвежатника. — Ключник запихнул тетрадь и ручку в бардачок.

— Есть немного. — Мартын поправил длинную прядь каштанового парика и пригладил большим и указательным пальцами густые усы. — Сын не желает учиться. Категорически. Выпускной класс. А у него, между тем, одни неудовлетворительные оценки. Учителя возятся с этим, а результатов — ноль. Мать уговаривает, плачет. Снова — ноль. Видя абсолютную нерезультативность этих методов, решает она, пока не поздно, к этому вопросу подключить отца: «Объясни, дорогой, нашему сынуле по–мужски, что нельзя так относиться к знаниям!» Тому делать нечего, он соглашается — родной сын катится по наклонной плоскости. В выходной день берет сына с собой. Везет его на своем «Мерине» в крутой ресторан. Изысканные кушанья. Семь халдеев обслуживают столик. Двенадцать перемен блюд. Вина девятнадцатого века. Коньяк столетней выдержки. К ароматной сигаре подносят золотую зажигалку. Пепельницу меняют после каждого прикосновения сигары к ее дну. После обеда отец везет его в казино. Рулетка, карты, автоматы, бильярд, боулинг. Все к их ногам. После казино — элитная сауна со всеми мыслимыми и немыслимыми прибамбасами. В завершение, свежие спелые молоденькие девочки исполнили абсолютно все прихоти отдыхающих мужчин. Словом, устроил папаня сыну кайфовый оттяг. А по дороге назад, уже на подъезде к дому, ненавязчиво так поинтересовался:

— Как, сынок? Тебе понравилось? Хочешь так жить?

— Хочу, конечно. Очень хочу, папа. — Разомлевший на широком сиденьи шестисотого «Мерседеса» заблеял отпрыск благодарно и радостно.

— А вот для этого, сынок, и надо много и хорошо учиться!

В салоне «четверки» повисла долгая пауза. Ожидаемого смеха Мартын так и не дождался. Виктор бесцельно открыл бардачок, вытащил тетрадь, слегка сдвинул страницы и повертел ее перед лицом на манер веера. Молча. Без тени эмоций. Мартын достал сигарету и неторопливо закурил:

— Анекдот закончился. Можно смеяться!

— Да–а-а, — кисло протянул после бесконечно растянувшейся паузы Ключник. — Был бы у меня такой клевый папик! Я бы тоже был законником, а не курочил сейфы. Ходил бы, как все эти придурки, в белой рубашке, черных брюках и в идиотском галстуке. Таскал бы кейс, забитый прайсами, загребал бы кучу денег по закону и ездил бы на своем, а не на ворованном джипе. Не знал бы, как воняет параша, куда прятать при шмоне заточку и стиры, как спать на шконке, отполированной спинами сотен зэков…

— Не знал бы ты тогда, Виктор, где в камере слон и слонята, волчок, стельки, лепесток, медиатор, расческа… Не знал бы даже кто в хате хозяин…

— Ух, ты? — оживился, стряхивая оцепенение, Ключник. — А ты откуда эти дела знаешь? Судя по слухам, ты ведь не из наших, не из сиженых. Рога не мочил, пайку не хавал. И кто же, по–твоему, в камере хозяин? Бакланы обычно отвечают: вор, авторитет, смотрящий, старший… Ну, или пахан, на худой конец.