— Никому не открывать. Даже если документы покажут. Ни почте, ни сантехникам, ни… в общем, никому. То есть открывать, но только после звонка в эту… типа милосердия…
— А вы? — Колчин еще подбавил суровости.
— А я как раз вот собиралась звонить! — отчаянно-безнадежно задним числом отбилась сиделка.
— Звоните, — поощряюще кивнул Колчин. — Только потом мне на минуточку трубку передайте.
Ей расхотелось звонить. Она потупилась провалившейся студенткой — вдруг сжалятся и поставят зачет: ну пожа-алуйста! меня ведь отчислят и стипендии лишат насовсем! неужели вы такой бессердечный?!
Такой. Бессердечный.
ЮК, измываясь над девицей, не испытал и малейшего укола совести.
«Что вам еще нужно?!»
Ему нужно знать, какой механизм допуска гостей к Алабышевой.
Знает: если Инна была здесь десять дней назад, об этом оповещена служба опекунства типа милосердия. Теперь знает. И при необходимости наведет там справки, которые будут подостоверней безумного карканья: «У меня нет дочери! У меня никогда не было дочери!», хотя — желтые розы…
«Что вам еще нужно?!»
Ему нужно поменьше светиться, и после измывательств над сиделкой, игнорирующей инструкции, можно быть почти стопроцентно уверенным: не станет девица дозваниваться до конторы типа милосердия с новостью о визите родственника. В крайнем случае сообщит, что приходил какой-то, а она не впустила… Нет, и в крайнем случае не сообщит — слишком замысловато врать придется, Колчин ведь — вот он собственной персоной, и язык у него еще не отнялся. А у сиделки — отнялся.
Зачем конкретно ЮК было нужно, чтобы о его посещении на Скобелевский, 17, прознало поменьше людей, он самому себе не дал бы отчет. Инстинкт. Если угодно, чувство боевой ситуации. Бой-война, разумеется, не с тешшшей, но с кем-то…
Сиделка-Света окончательно сникла. Даже утишила дыхание, прекратив возмущенно пыхтеть.
Колчин тоже молчал, нагнетая тишину. И поймал-осознал — в кухне тоже тихо.
Неуемная доселе Алабышева… притаилась? Шкодливая то была тишина. Сродни внезапной тишине в детской: значит, точно какую-то пакость претворяют в жизнь — пол чернилами красят или занавески режут на пеленки для куклы.
Выстрел!
В кухне хлопнул выстрел.
И тут же звон разбитого осыпающегося стекла.
И через до-о-олгую секунду — стеклянный взрыв внизу, в «скверике».
ebooksa