Это — Татьяна:
— Юр, извини. Мой — у тебя все еще?
— Где ж ему быть! Проходи, Тань.
— Ой, не могу! У меня там пацаны квартиру разнесут. Совершенно не понимают человеческого языка!.. Рома, ты тут сидишь, а тебе звонит этот… ну этот твой… Шуршайло. Просит перезвонить срочно! — сказавши «ой, не могу!», Татьяна тем не менее весьма оперативно «прошла». — А где Инна? — поинтересовалась ЭТИКЕТНО, как прежде Борисенко. Окинула наметанным женским взглядом холостяцкую сервировку и — поинтересовалась. Просто так…
Для Колчина это уже звучало не просто так.
Для Борисенко, который был простоватым мужичком лишь по собственному желанию… Для Борисенко, который охотно пошел по тропе разговора, намеченной Колчиным… Для Борисенко, ничего странноватого не заметившего в том, что вместо беседы на отвлеченно-экзотические, на японо-достопримечательные темы он отвечает соседу на вопросы толком-то и не заданные, но связанные со специфической деятельностью элитного РУОПа… для Борисенко, определенно уловившего вчерашнее присутствие в соседней квартире за железной (и неповрежденной) дверью… Для Борисенко, не получившего ответа на тот же вопрос «а где Инна?» — уже тоже звучало не просто так. И он — сместил акцент на Шуршайло (вот, пожалуйста! еще один кандидат на звание самой внятной фамилии! а еще начальник РУОПа!):
— Меня нет! — якобы суетливо-испуганно отстранился он ладонями. — Ушел из дому и не вернулся!
— Я сказала, ты рядом. Сказала, ты здесь.
— Ладно! Тогда я — пьян! Мертвецки! Лыка не вяжу. А если и свяжу пару слов, то лучше бы их не слышать! Знаешь, оказывается, какое сакэ доставучее?! Попробуй, попробуй! Вот Юр не даст соврать! Не дай, Юр!
— Рома, ну перестань! Ну прекрати! Он… этот твой… прокуратуру приплел… что-то такое…
— Ага! Я и говорю: пьян я, пьян. Дети спят?
— Дети… — взвившимся тоном начала было сообщать Татьяна. — Эт-ти дет-ти…
— Поал! — сыграл грозную пьянь Борисенко. — Сё поал! Скажи им, щас приду и…
— Скоро придешь-то?
— Сказал: щас!
— А то — к нам, Юр? Хоть ненадолго… — как-то сердобольно пригласила Татьяна. — У нас — утка. И борщ свежий. Хоть горячего поешь…
Колчин сглотнул, но не от предвкушения горячего. Просто когда и если соседка сердобольно зовет покушать «хоть горячего», значит уже в воздухе, в квартире распространилось и повисло ОДИНОЧЕСТВО, ощущаемое даже посторонними.
— Иди, Тань! — гаркнул Борисенко. — Я скоро!
Пошла. Ушла.
— Тебе тоже, наверное, надо? — предположил Колчин. — Звонки, работа…
ebooksa