Не Америку поставили, а его самого.
Кто эти люди, уверенные в том, что виноват он, принимающие пустые угрозы за храбрость? Разве нормальный человек захочет вести их за собой?
Он смотрит на часы. Роз[29] звонить рано. Воскресенье. Чикаго. Воскресенье в Чикаго. Он вспоминает свой график: встреча с черными священниками. Этот день должен был стать ключевым во всей предвыборной кампании, последний сильный удар, который подкрепит адову работу. Он собирался повернуть эту реку сегодня и шел к своей цели долгие недели, двадцать четыре часа в сутки, прочесывая Восточное побережье, ночью улетая на Западное, собирая профсоюзы, учителей и нацменьшинства.
Они не любят его.
Воскресенье. Чикаго. Иногда дома, не в силах спать воскресным утром, он вставал рано, осторожно, чтобы не потревожить Роз, тянулся к прикроватной тумбочке за Библией и проводил рукой по страницам с золоченым срезом, думая об уроках в воскресной школе, которые идут в этот день. Он позволял книге открыться самой. Вот и теперь ему хочется сделать то же самое, но он знает, как отреагируют люди в комнате: будут рассматривать свои ботинки или закатывать глаза. На «Борту № 1»[30] есть Библия. Должна она быть и в гостиничном номере. Без сомнения, там найдется кровать, а рядом и Библия. Или теперь ее перестали класть в гостиничных номерах?
Воскресенье. Чикаго.
Он закрывает глаза и пытается представить хрустящие мягкие страницы с золоченым срезом, раскрывающуюся книгу, вспоминает «Псалмы Давида», такие настойчивые и безнадежные, мольбы сильного человека, плач царя: «Рассуди меня, Господи, ибо я ходил в непорочности моей»[31].
Он открывает глаза, вытягивает руку и дотрагивается до своего отражения в зеркале. Холодное стекло.
«Тут у нас два пути», — сказал Джоди, когда он выходил из комнаты, а потом обе стороны изложили свои варианты, два способа, которыми можно использовать эти условия для получения политической выгоды. Сторонники жесткого курса утверждали, что ему следует потрясти кулаком и заявить: «Нет! Эти условия неприемлемы!» Флаги и кулаки. Президентский взгляд.
«Год спустя мы отказываемся подчиниться условиям Ирана. Мы не станем заложниками». Этот вариант представляется ему мечом. Перерейганить Рейгана, как кто-то сказал. Второй путь — провозгласить победу. При условии, что условия подходящие, и освобождение заложников — чистая формальность: «Это дело времени. Было дано официальное подтверждение». Свое искусство управлять государством противопоставить агрессивности оппонента. Он видит себя пастырем. Вот они — возможные варианты. И подтекст таков: еще есть время устроить благополучный финал.
Громкие голоса спорили об этих двух вариантах, пальцы указывали, люди в костюмах и рубашках с расстегнутыми воротничками мерили комнату шагами: «Последний шанс… Обязательно надо…» Потом Джоди поднял руку, все остановились и посмотрели на него, не на Джоди, а на него. Решение было за ним. Будущее зависело… Ждут. Возненавидели ли они его каждой клеточкой своего тела, возненавидели ли его недостатки и слабости, отсутствие у него суровости и чувства юмора? Возненавидели ли они его так же сильно, как он сам ненавидит себя? Они ждут. Сколько длится мгновение? Он переводил взгляд с одного лица на другое, потом на материалы для брифинга у себя на коленях. Кто-то откашлялся.
На этой должности ты всегда разочаровываешь половину присутствующих.
Тогда-то он и вышел, извинившись, и теперь стоит один в туалете, вглядываясь в лицо в зеркале, пытается вспомнить, когда он был просто самим собой, прежде чем стал неутешительной суммой голосов избирателей, провалившихся идей и слабости.
Есть еще и третий вариант.
Воскресенье. Чикаго.
Папка с бумагами для брифинга открывается на последних фотографиях некоторых из Пятьдесят второй.
Ибо я ходил в непорочности моей.
В эту секунду он принимает решение.
Он войдет в комнату и объявит, что они возвращаются в Вашингтон. Отменяют все встречи по предвыборной кампании на сегодня. Он не поднимет меч и не станет провозглашать свою победу. Он скажет правду: мы пока просто не достигли нужного уровня.
И по всей вероятности, он проиграет.
ebooksa