Гражданин Винс

— Ты какой-то другой, — говорит Бенни.

Призрак. Винс проводит рукой по колючим коротким волосам.

— А, да, стрижка.

— Нет. Не это. Ты какой-то… не знаю, другой. — Бенни делает глоток пива. — Так как ты поступишь, Марти? Надо бы тебе уносить ноги, правильно?

— Не знаю, — отвечает Винс. — Тот город, где я жил… если они меня там нашли, найдут хоть на Луне. — Он вздыхает. — Может, это безумие, но я тут с собой деньжат привез. Подумал: а что если вернуть тот долг? Так вот войду с пофигистским видом. Вроде как забежал расплатиться.

Бенни смеется, но потом замечает, что Винс серьезен.

— Сколько у тебя с собой?

— А сколько, по-твоему, мне надо?

Бенни пожимает плечами.

— Трехгодичный счетчик на пятнадцать штук. Они захотят получить шестьдесят. И, наверное, все равно уберут тебя — за сам долг.

Винс смотрит в свою сумку.

— Шестидесяти у меня нет.

— А сколько есть?

— Я привез десять.

— Десять кусков?

— Дома больше осталось. Скажу им, что остальное получат, только если отпустят меня домой. Я им оттуда перешлю. Это будет моей подстраховкой.

Бенни вглядывается в Винса, печально улыбается и отправляет в рот последний кусочек отбивной.

— Не забудь отложить пару сотен себе на гроб.

У Винса есть адрес старого Дома[15] Колетти на Бей-Ридж. Он проходит два квартала и спускается по кафельным ступенькам в метро на станцию «Бродвей», испытывая трепет от нахлынувших запахов и звуков. Жареные каштаны, сигаретный дым, визг тормозов поезда. В него врезаются двое мальчишек, пока он ждет жетон, рука машинально тянется к бумажнику, когда он стоит в очереди к турникету, и вот ты уже в метро: отсветы флуоресцентных ламп на плитках стен, какой-то пьяный латино орет на платформе: «Пасифико!» — женщина в грязном сарафане играет мелодию из фильма «Рокки» на видавшем виды кларнете, в футляре у ее ног лежат пяти- и десятицентовики, брошенные пассажирами, которые, как за щитами, прячутся за раскрытыми газетами. На платформе они переминаются с ноги на ногу, дергаются, заглядывают в тоннель — стараются не подходить друг к другу близко. А ты улыбаешься надсадному реву приближающегося поезда, наклоняешься над рельсами, чтобы разглядеть в тоннеле тусклый глаз Циклопа и ощутить первое дуновение — пыли и мусора, — а потом порыв чистейшей ностальгии, когда по платформе затанцуют газеты и на станцию ворвется поезд «Б» — тудух-тудух, ту-дух-тудуух, тудух-тудууух — заскрипит и с лязгом остановится.

Двери открываются, и люди с платформы втекают в вагоны, огибают поручни и опускаются на пластиковые сиденья, косясь друг на друга, прижимая к себе сумочки, рюкзаки и пакеты с покупками. В вагоне воняет мочой. Винс остается стоять, взволнованный возможностью снова читать граффити на стенах, словно иммигрант, впервые за год увидевший газету родного городка. Чуло по-прежнему долбоеб. Дженнифер продолжает сосать большой член.