Гражданин Винс

Она поворачивается и входит в квартиру. Винс следует за ней. Перед ним открывается маленькая пыльная гостиная.

Простые обои то ли когда-то были бежевыми, да выцвели, то ли белыми, но запылились и состарились. На всех плоских поверхностях в комнате стоят портреты внуков: на обеденном столе, журнальном и кофейном столиках, на телевизоре, камине и в серванте. У всех внуков, мальчиков и девочек, одинаковые гладко расчесанные черные как смоль волосы до плеч с идеальным пробором по центру головы.

— Что тебе надо от Дома?

— Просто… хотел поговорить с ним, — отзывается Винс.

— Теперь уж никто не приходит навестить Дома. — Она хмурится. — А это просто преступление. Он же для вас всех столько денег зашибал. Всегда верным был. А если кто из вас в тюрьму попадал, Дом брал на себя заботу о его семье. — Она приближается к Винсу. — А чем вы ему отплатили? Когда беда на нас свалилась, зашли вы спросить, не надо ли мне чем помочь? Или теперь? Разве вы заглядываете к нам? Все вы, молодые, зарабатывающие на наркотиках и торчащие в «Студии 54». Я читаю газеты и знаю, что такое «Студия 54». Может, вы зашли и поблагодарили моего Дома? Grazia, paisan… famiglia![16] Сделал ты это, водопроводчик?

— Нет, — отвечает Винс. — Пожалуй, нет.

— Пожалуй, нет, — передразнивает она.

Добавить больше нечего, старуха поворачивается и идет по узкому коридору, в который выходят три двери. Винс идет следом. Она останавливается перед настольным алтарем — девять обетных свечей, четки, статуэтки Богородицы и нескольких святых, стоящих вместе и похожих, как кажется Винсу, на безработных футболистов в балахонах. Желтые волосы, красные губы и голубые глаза, нарисованные слегка несимметрично.

Она крестится и открывает дверь. Винс входит за ней в темную комнату. Пахнет гнилью и дерьмом. В центре стоит старая больничная койка с крюком внизу. На кровати сидят абсолютно голые, если не считать большого полиэтиленового подгузника, последние тридцать пять килограммов Доминика Колетти, Хладнокровного. Его руки скрючены, пальцы сжаты на птичьей груди, будто он держится за ветку. Его кожа приобрела светло-коричневый оттенок. Одна нога свисает с кровати, ногти на ней длинные и неровно обрезанные. Но Винса трогает лицо Колетти. Оно застыло в полугримасе, глаза закрыты, морщинистые губы сложились в букву «О», белая пена выступила в углах рта. Он дышит толчками, со скрежетом.

— У него был инсульт, — тихо замечает Винс.

Женщина кивает.

— И не один, доктора со счета сбились. Говорят, теперь они у него постоянно случаются. Уж и не заметно. Но он-то их чувствует. Я знаю.

Она осторожно кладет его ногу обратно на кровать, поднимает с пола одеяло, накрывает его до груди.

— Дом, к тебе пришел этот молодой человек.

Правый глаз Колетти дрожит, открывается и всматривается в Винса. Взгляд неясный, но через мгновенье он узнает гостя.

— Ты хочешь говорить с ним, Дом?

Винс наблюдает за лицом старика, но не замечает ничего, кроме легкого моргания.

— Ну, хорошо, — соглашается женщина. — Оставлю вас одних.

— Он меня поймет?

— Ты его поймешь? — задает она вопрос мужу. Тот быстро моргает два раза. Миссис Колетти поворачивается к Винсу. — Два раза моргнет — значит «да», три раза — «нет».