Погашено кровью

22
18
20
22
24
26
28
30

Михаил Бронштейн не уходил с крыльями за спиной, подобно своему предшественнику, но курс лечения помог, и он немного успокоился. У него сложилось впечатление, будто ему сделали анестезию и удалили зуб, но вскоре заморозка отойдет и он вновь почувствует боль. Старик обладал какими-то гипнотическими приемами, и люди уходили от него в таком настроении, которого он добивался.

Проводив гостя, Велихов подошел к телефону и набрал номер. Генерал Боровский побывал у старика два дня назад и получил от него три конверта с цифрами вместо имен. Боровский не вскрывал их. Он знал, что в каждом из них лежит инструкция для убийцы. А киллера он уже нашел. Ему хотелось поскорее начать святое дело в борьбе за справедливость, и каждый конверт жег ему сердце в нагрудном кармане пиджака. Велихов давал ему толчок к действию, и Боровский шел на этот шаг сознательно.

Трубку снял сам генерал.

– Денис Спиридоныч, у меня есть некоторые пожелания. Используйте конверт под номером два.

Велихов положил трубку, подошел к столу и допил свою рюмку с шартрезом. Пройдясь по гостиной, он остановился у окна. На мгновение ему показалось, будто на опушке что-то мелькнуло среди сосен. «Плохой знак, – решил Велихов. – Надо бы вырубить часть леса, слишком близко он прижимается к дому».

Подумав об этом, старик тут же забыл о такой мелочи. Голова шла крутом от забот, рано еще потирать руки.

* * *

Состав стоял в загоне. Узкоглазый низкорослый мужчина перескакивал со шпалы на шпалу и считал цистерны. Едва поспевая за энергичным человечком, здоровяк в треухе что-то пытался доказать, трезвоня своим басом над головой мужичка.

– Не тем вы занимаетесь, Рахман Сабирыч. Я уже все пересчитал. Мне бы людей столько, а не вагонов.

– На тебя надейся! Упрут вагон, а ты и не заметишь. Дрыхнешь много. Варлама проспал. Лешке череп прострелили, Генку с платформы срезало. А ты уже пятую ходку делаешь и все еще жив. В сено зарываешься?

– А вам надо, чтобы я непременно сдох? – Здоровяк похлопал по карабину, висевшему на плече. – Если бы названные вами ребята стрелять умели, как я, то, может быть, живыми остались.

Рахман резко остановился и, уперев короткие ручонки в бока, взглянул на собеседника снизу вверх.

– Ты придурок, Куркин! Машинист дает два гудка, когда видит «сотню». Ты набираешь дурачков и выставляешь их на переднюю линию. Хан давно знает эти хитрости. Люди гибнут, а ты их долю себе берешь! Теперь будет по-другому. За каждый пролитый на землю литр спирта платить будешь ты.

– Ага! Банда встретит нас пулеметами и прошьет весь состав. Я и так замучился пробки готовить. Зря ты, Сабирыч, на меня телегу катишь. Подбирай сам людей. Ищи снайперов. Так они тебе и будут за гроши головы свои подставлять.

– Наберу. Нам бы до Москвы живыми доехать.

– Конечно, самое страшное впереди. Через «дугу» проскочить бы, а там чепуха.

– Нет, Куркин. Ты Хана не знаешь. Если у него вновь дело сорвется, он обойдет «дугу» и у перевала засаду устроит. Он только разведку боем провел и понял, что нас слишком мало, и теперь пойдет на риск. Потеря двух десятков всадников для него мелочь, если он возьмет состав.

– Ты, пень косоглазый, меня обвиняешь, что я людей подставляю, а сам больше пяти человек не берешь. А денег себе на армию выписываешь. В первом вагоне под броней сидишь, а я отмазываюсь в дырявом пульмане. Может, плюнуть мне на тебя и уйти в тайгу, зайцев стрелять?!

Рахман усмехнулся.

– Не уйдешь. Жадность не пустит. Ты уже ни на что не пригоден. Из флота списали, из грузчиков выгнали, твое счастье, что карабин еще держать можешь. А то где бы ты по пять косых за рейс брал бы?

– В долларах?