Ник наклонился ко мне, положил руку на плечо и встряхнул так, что я едва не клацнул зубами. Я умолк, затравленно вглядываясь в мрачное лицо Ремизова.
— Олег, — глухо произнес он. — Никто в него не стрелял. Это сердце…
Глава 8
Молитесь о нас; ибо мы уверены, что имеем добрую совесть, потому что во всем желаем вести себя честно.
Я плохо помню дорогу. Джип мчался через город; светофоры, повороты — всё смешалось в одну размытую полосу за стеклом. Я ничего не замечал. Вителли полулежал на заднем сидении, воротник его рубашки был расстегнут, и я видел, как с трудом, рывками, поднимается и опускается его грудь. Кровь отхлынула от щек, губы посинели, кожа стала землистой и липкой на ощупь. Я держал его за руку, не проваливаясь в беспамятство только потому, что боялся: закрою глаза — и он умрет. От слабости и ужаса в голове помутилось; я говорил с Джино на русском, забыв, что итальянец не мог понять меня, просил его не умирать, и, кажется, даже плакал.
Всё получилось так неправильно. Я вырвался, я выжил! Вителли не мог умереть сейчас, это против всех правил, это несправедливо! Звук от выстрела, которым итальянцы добили Рэя, до сих пор звучал у меня в ушах. Похоже, я начинал сходить с ума.
Впереди, рядом с водителем, развернувшись к нам в пол-оборота, сидел Энцо. Николай ехал во втором джипе: так решил Энцо, и мы в тот момент не спорили. Водитель выжимал из мотора всё, на что тот был способен, не обращая внимания на светофоры и правила. И всё равно мы не успели.
— Энцо… останови машину.
Я вздрогнул и сильнее сжал кисть Вителли. Джино едва дышал: каждое слово давалось ему неимоверным усилием. Я видел, как кривились его губы, слышал, как рывками, с хрипом, он втягивает воздух — и ничем не мог помочь.
Джип сбросил скорость, свернул к обочине и замер.
— Enzio…
Вителли говорил на итальянском. Едва слышно, с паузами, морщась от боли. Энцо подался вперед. Глаза его лихорадочно блестели, узкие, бледные пальцы накрыли руку патрона. Джино закрыл глаза и замолчал: последняя фраза лишила его сил. Меня трясло, как в лихорадке, и я едва почувствовал пожатие слабеющих пальцев Вителли.
— Олег…
Я смотрел в темные, помутневшие глаза итальянца, и не замечал ничего вокруг: ни кусавшего губы Энцо, ни побледневшего водителя. Не слышал, как хлопнула дверь остановившегося за нами джипа, не слышал встревоженных голосов итальянцев, приблизившихся к нашей машине.
— Ничего не бойся, — опуская потяжелевшие веки, шепнул Вителли. — Всё… будет хорошо, bambino…mio bambino…
Крупные, пухлые пальцы дрогнули у меня в ладони.
— Santa Madonna… — Водитель перекрестился, закусывая костяшки пальцев. — Domine Jesu Christe, Rex gloriae, libera animas omnium fidelum defunctorumde poenis inferni et de profundo lacu…*
*Часть католической заупокойной молитвы. «Господи, Иисус Христос, Царь славы, освободи души всех верных усопших от наказаний ада, от глубокого рва».
Энцо пришел в себя первым.
— Надо отвезти его к Риверсу, — чужим, хриплым голосом произнес итальянец. — Сообщить боссу.