Я дернулся ещё раз, и Риверс перехватил мою руку, с силой прижимая к столу. Я увидел, как блеснула игла; острие медленно вошло в вену.
— Сэм! — зло крикнул я, понимая, что ещё несколько секунд — и я отключусь надолго, если не навсегда. Я хотел, чтобы они знали! — Это был Сэм! Примо, ты слышишь меня?! Это был Сэм!!!
— Тихо, Олег, — умоляюще прошептал Примо. — Тихо.
Я помотал головой, пытаясь вырваться из державших меня рук. Дверь в комнату открылась, на пороге стоял сеньор Джанфранко Медичи. Он мельком глянул на меня, затем повернулся к доктору. Риверс как раз вынимал иглу из моей вены, и Примо зажал мой кулак, удерживая меня на столе всем весом.
— Это был Сэм… — как во сне, повторял я. — Убил Джона… пустил их в дом… вы должны знать… это Сэм… Вителли погиб… Вителли погиб!
Последние слова я говорил уже на русском: комната мягко качнулась перед глазами, и серый туман поглотил и белый потолок, и звуки итальянской речи, и сеньора Медичи, и кровь на натертом до блеска кафеле.
…Сознание возвращалось ко мне медленно, толчками. Мне казалось, что я провел целую вечность в темноте, прежде чем мир начал светлеть, и обрел контуры — вначале мутные, размытые, затем всё более четкие. Я открыл наконец глаза, и впервые за много дней понял, что не хочу больше бороться. С первой же секунды пробуждения мне расхотелось жить.
В доме стояла тишина. Я по-прежнему видел только белый потолок, но совсем не такой, как в операционной доктора Риверса. Тела я не ощущал, говорить не мог. Мир слегка покачивался перед глазами: я медленно отходил после уколов успокоительного и наркоза. Я почти ничего не помнил, только собственные крики, какие-то бесформенные кошмарные видения и — Примо.
По крайней мере, сейчас меня оставили одного.
Как мог, я осмотрел себя. Я лежал под одеялом, от вены на правой руке тянулась тонкая трубочка капельницы. На столике рядом с кроватью стояли бутылочки и банки с лекарствами, острый запах спирта витал в воздухе. В комнате не оказалось окон, единственная дверь находилась в трех шагах от кровати. В углу примостился шкаф, у кровати стоял стул. Снаружи звуков не доносилось, и я снова закрыл глаза. Я чувствовал себя униженным и раздавленным. Прогнуть чужой мир под себя не получилось. Я совершенно зря беспокоился о том, что ассимилируюсь: мир, к которому я начал привыкать, разбился вдребезги после встречи со Спрутом и смерти Вителли.
Дверь отворилась с тихим щелчком, кто-то вошел в комнату.
— Олег, — услышал я голос Примо. — Эй.
Манетта уселся на стул рядом с кроватью и замолчал. Вначале я не хотел говорить, но затем мне захотелось спросить. Не открывая глаз, я с трудом выдавил из себя:
— Где Вителли?
Примо помолчал несколько секунд, затем вздохнул.
— Риверс выписал медицинское заключение о смерти, тело забрали.
Больше говорить было не о чем; я снова начал проваливаться в тяжелый наркотический сон.
Сэм приехал через несколько часов.
Кроме Примо, дежурившего у моей постели, и двух неразговорчивых охранников Медичи за дверьми моей комнаты, в особняке не оказалось ни души. Доктор Риверс работал в своем кабинете на первом этаже. Манетта, убедившись, что я не реагирую на попытки заговорить со мной, тихо вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой ровно настолько, чтобы услышать, если я приду в себя.
Неожиданного визитера, таким образом, встречали за моей дверью все трое. Всё дальнейшее я знаю по большей части от Примо. И надо признать, будь я в добром здравии и трезвом уме, я бы никогда не простил его за безумную идею.