— Что ж ты думал, сынок! Все по науке, по тактике-стратегии! — быстро откликнулся дед.
Тут открылась дверь, и в горнице появился майор с дочерью. Они сели возле печи на скамейку.
На заявление деда боевики откликнулись, стали хвалить амбразуру, что-то друг другу стали объяснять про вектора обстрела, углы и прочее. Ожили, одним словом. Дед наклонился к Дикому и спросил шепотом:
— Это, выходит, ее батя и есть?
— Да, дед Гриша, он.
Настя оторвалась от отца и стала помогать хозяйке, которая уже тащила на стол соленья-варенья. Появился и самовар, чашки. Боевики пили чай молча. Они сидели у стола на табуретках, поставив рюкзаки возле ног. Когда дед предложил перетащить вещички в сени, только улыбнулись и ничего не ответили. Зверь сел рядом с Диким и все порывался благодарить его, но сдерживался, стыдясь, похоже, недавних слез. Настя, судя по всему, успела объяснить отцу историю их знакомства с Диким. Публично майор не стал произносить никаких слов, просто посматривал на Дикого благодарно. Насколько это у него получалось. Все-таки кличка у майора была — Зверь!
В процессе чаепития дед заикнулся о бане, которую он, мол, может раскочегарить за полчаса, и его предложение молчаливые боевики вдруг поддержали с восторгом, а Зверь только спросил:
— И веники, говоришь, есть?
— Как это, без веников? — почти обиделся лесник и пошел топить баньку.
Дикий поглядывал на майора и на девушку, представляя какая буря сейчас в их душах. Вспомнил кстати и о Светлане, своем ребенке, о раненом Лехе… Все это являлось частью его жизни, но теперь казалось — такой далекой частью.
Провозившись с БМВухами, появился в горнице Сергей.
— Надо было проверить машину после дороги. Целый день по ухабам! — сказал он.
— Молодец, — похвалил его Дикий. — Садись за стол.
Узнав про скорую баню, Сергей от угощения отказался, пошел помогать деду.
Дикий поднялся из-за стола и вышел во двор следом за Сергеем. Открыл багажник своей тачки, стал осматривать и проверять оружие; папа, дочка, баня и разносолы — здорово все это, но их бой ждет, а в бою оружие должно работать, а не эмоции и отцовские чувства… Джип он не трогал. Там в тайнике НЗ, проверенный и подготовленный.
Скоро и его парни приедут на машинах, в которых тайники и оружие. Скоро идти им на викинг…
Закончив заниматься с оружием, Дикий присел на чурбан, на котором дед Гриша рубил чурки, когда заготавливал дрова. Посмотрел на небо, колосившееся созвездиями ясной ночи. Поймал себя на мысли, скорее на плохом предчувствии. «Не туда затянуло, — подумал, достал сигареты и закурил. — Когда парни приедут, я у них прямо спрошу — кто боится, кто сомневается, те смогут вернуться. Такие войны мне, все-таки, не по плечу». Вспомнил восточного человека, философа Ауробиндо, советовавшего представлять море, когда начинали буянить мысли. Представил. Постарался представить спокойное, штилевой простор. Но и воображаемое море начало раскачиваться волнами. А как известно, сомнения и смятение духа — это и есть поражение еще до боя. Вон, викинги! Перли и перли безо всяких угрызений и томлений духа!..
— Что грустишь, милый? — раздалось за спиной.
Дикий вздрогнул и обернулся. Этот дед Гриша подошел незаметно. Он сел на второй чурбан, засмолил папиросу. Хотя лесничий, по его словам, уже лет двадцать не курил по-настоящему, только дым пускал, не затягиваясь легкими. Врачи ему запретили, вот он и бросил.
— Серьезное дело затеваете, смотрю, — проговорил лесничий.