Макарец весь разговор так и просидел на полу, злобно сверкая на меня глазами. Но я уже был добрый и даже слегка веселый. А потому легонько похлопал его по макушке и, вставая со стола, утешил:
— Все, упырь. Радуйся. Кончились твои мучения. Уезжаем мы. Но через пару часиков вернемся. Так что не расслабляйся!
Завгар ничего на это не сказал. Он вообще не шевелился, пока мы с Яном шли из его каморки в полумраке гаража. Железная выдержка у человека! Гвозди бы из него делать. И где была эта выдержка пятнадцать минут назад, когда он ударным трудом зарабатывал вполне заслуженную зуботычину?
За баранку я действительно пустил Яна. У меня условный рефлекс — когда нужно от кого-то убегать или за кем-то гнаться, короче, когда вокруг бушует хипеш, то баранка мне нужна, как кусочек инсулина диабетику. Я должен вцепиться в нее руками, а ногой топтать педаль газа — это придает мне уверенность и надежду. А поскольку сейчас хипеша в близлежащем пространстве-времени не было, я и уступил водительское место Литовцу. Пусть он побалуется.
И мы добрались до Советского райотдела милиции аккуратно и вдумчиво, как это свойственно Яну. И как раз к тому времени, которое я озвучил хмурому менту.
На широком милицейском крыльце тусовалось пять человек. Двое были в форме, и их принадлежность к органам определялась без труда. Трое других были одеты по гражданке, но и они, подозреваю, относились к славному братству борцов с преступностью. Тем более что именно двое из них показались мне смутно знакомыми. Где и когда я их видел — не помню, но то, что наши пути пересекались — однозначно. Другое дело, что на роль хмурого мента ни один из них не подходил.
Оставалось ждать. Я достал сигарету и закурил. Ян, как человек, курить бросивший, открыл окошко и высунул голову наружу, чтобы не отравлять себя никотиновым выхлопом. Вообще, конечно, по всем законам этики и человеколюбия, это я должен был выбраться на улицу, тем более что на дворе стояло лето и мы никуда не ехали. Но, поскольку Ян уже убрал свои дыхательные пути из-под моей никотиновой атаки, а также потому, что шевелиться совсем не хотелось, я остался, как был — в крайне расслабленном состоянии растекшись по сиденью и посылая колечки дыма в район стыка крыши и лобовухи. Колечки разбивались о стекло и резину и забавными змейками расползались в разные стороны. Наблюдать за ними было не то, чтобы весело — это умиротворяло.
Хмурый мент появился минут через пять — когда я, докурив сигарету, выбросил окурок на улицу.
Он вышел из здания — и тоже не по форме. Узнал я его сразу. Действительно, приходилось как-то иметь с ним дело. Не сказать, чтобы приятные были воспоминания.
Мент спустился по лестнице и прошел к такси с таким видом, словно проделывал это каждый день уже лет десять как минимум. Ни лишнего взгляда по сторонам, ни неуверенности в движениях. Вышел, прошел, плюхнул свой тощий зад на заднее сиденье и, раскинув руки, словно крылья, по подголовникам, сказал:
— Ну, Мешковский, вот и свиделись еще раз.
— Ага, — сказал я. — Я скучал без тебя, любимый. Куда едем?
— Тут метрах в ста по ходу есть забегаловка, называется «У Ерша». Вот туда и поедем.
Ян, понятливый, уже выруливал со стоянки. Мне оставалось только вертеть головой, чтобы не пропустить указанную точку. Но вывеска была весьма приметная — огромный оранжевый ерш из пенопласта раскачивался на фонарном столбе. Не заметить такое было просто нереально.
Вслед за ментом, бывшим тут, видимо, завсегдатаем, мы прошли внутрь и устроились в уютном кабинетике, который подобрал на какое-то свое усмотрение, опять же, мент. Рядом с нами сразу объявилась официантка и, склонившись к менту, почтительно спросила:
— Что заказывать будете, Николай Васильевич?
Строгий мент, который оказался почти Гоголь, сказал просто:
— А принеси-ка нам, Наташа, три порции пловика, три салатика со свежими огурчиками-помидорчиками, да бутылочку водочки. Если что еще понадобится, мы позовем.
Наташа развеялась чистым призраком, а почти Гоголь виновато развел руками:
— Извините, мужики, голодный, как волк. Рабочий день закончился, имею право, сами понимаете. Или на вашу неокрепшую психику вид мента, хлещущего водку, дурно повлияет?