За флажками

22
18
20
22
24
26
28
30

— На хрен Байконур, — возразил я. — Далеко, да и заграница. Мне в Советский райотдел надо.

— Слушай, ты чего мне на уши приседаешь? — подозрительно спросил гаер. — Знаешь, сколько у меня таких, как ты, за день? И всем в Советский райотдел надо. И каждый правила нарушает.

— Я тебе, как на духу, командир! — я сделал честные круглые глаза. Ну, попытался сделать. — Как на исповеди. Мы преступника задержали. Особо опасного. А он сбежал. Мы его хотели туда отвезти, оперу сдать, который мое дело ведет… Ну, или следаку, я в этом не разбираюсь… Короче, не получилось. Вот, только ствол от этого гада остался, — и я, вынув из-за пояса ПМ, протянул его менту рукояткой вперед. — Только осторожно, не залапай. На нем еще должны отпечатки остаться.

При виде пистолета гаишник сразу переменился. Даже если все, о чем я ему травил — лажа чистой воды, то за изъятие огнестрельного можно благодарность получить. А это уже другое дело. И он, выхватив у меня пистолет, сунул его в карман. И махнул рукой в сторону машины:

— Поехали. Я с вами.

— Вот это дело, командир, — одобрительно кивнул я. Гаишник в нашем экипаже сейчас действительно не помешает. Пусть перед своими отмазывает.

Дело пошло веселее. Еще пару раз нас пытались остановить, но после непродолжительных бесед мы благополучно мчались дальше.

В дороге гаера обуяла жажда знаний, и он потребовал от меня подробного отчета — кто, зачем и по какой причине сбежал от меня, оставив на память только пистолет и опухоль на морде. Я не стал упорствовать и поведал ему не очень правдивую, но полную драматизма историю о Пистоне, который хотел меня убить, но был мною обезврежен и обездвижен. Однако, благодаря помощи не иначе как дьявола, сумел сбежать, стряхнув мне мозг и подрихтовав физиономию.

— Ну да, — согласился мент, внимательно изучив мой фасад. — Морда сильно подзамята. Неслабо он тебе впаял, а?

— А ты как будто кайф от этого ловишь, — оскорбился я.

— Да мне по барабану, — заметил он. — Просто я вообще с трудом себе представляю, как ты умудрился пистолет у него забрать, да еще и вырубить.

— А что в этом нереального? — не понял я.

— Да просто я пару раз в тренажерке видел, как Пистон в спарринге работает, — несколько туманно пояснил мент.

— И что?

— Не выглядишь ты достойным соперником.

Я, было, хотел возмутиться, но встрял Генаха, который, не поворачивая головы, бросил:

— Так он же десантура. Он на день ВДВ, когда напьется, тельняшки на груди рвет и кирпичи об голову ломает. Пока штук двадцать не переломает — не успокаивается. Я его десять лет знаю — и все десять лет такая херня.

— А-а, войска дяди Васи! — понятливо протянул гаер. Его это вариант удовлетворил полностью и бесповоротно, в связи с чем он заткнулся, да так и промолчал остаток пути. Я даже решил не пояснять, что к ВДВ отношение имею самое опосредованное — просто служил в той же самой СА, к какой и десантура причислялась.

До Советского райотдела, используя все правды и неправды, а также гаишника, мы добрались за полчаса — неслыханный для буднего дня и рабочего времени суток результат. Шумахер посинел бы от зависти, доложи ему об этом доброжелатели.

А у здания районного отделения милиции царила откровенная суета, вызванная, подозреваю, внезапной ночной кончиной Андрея Ильича Балабанова. Только какого черта половину личного состава вынесло на свежий воздух — ума не приложу. Понимаю — лето, теплынь, и все же, и все же…