Она удивленно вскинула брови: «Что случилось?»
— Ты видела меня, — горячо шепнул я. — Ты видела.
Мой внутренний голос не мог перекричать моего шепота: «Не льсти себе!» Но я сейчас был лучше, чем на самом деле. Нет, я не соблазнял эту женщину, я помогал ей вновь обрести свободу. Я подкрепил свои слова действием. Мои губы оказались от ее губ на расстоянии поцелуя, но мы с ней обменялись только дыханием: черный кофе и кофе со сливками. Одно это вскружило нам голову.
Я сбежал по лестнице, думая о другой женщине. У этой же я нашел ответы на мучавшие меня вопросы.
Я завел двигатель и через полчаса был на Учебной улице, стоял напротив второго подъезда и вглядывался в окна на пятом этаже… Отчасти я чувствовал себя школьником — сердце у меня билось часто и громко, так что я мог разбудить эту дремлющую восьмиэтажку. Мобильник в моей руке подрагивал, голос был неровным, как будто я пытался остаться неузнанным. Но цифры — что делать с цифрами, которые отобразились на экране телефона Александры Сошиной, и, возможно, мое имя: Ничтожество…
— Здравствуй, — сказал я. — Вот я и позвонил тебе.
— Да, это очевидно. — Пауза. — Здравствуй.
— Ты поздоровалась со мной. Это добрый знак.
— Не обольщайся на этот счет.
Она замолчала. Но связь не оборвала. Еще один добрый знак.
— Выйдешь на улицу?
Сошина хохотнула на том конце провода, как мне показалось, сквозь слезы.
— Придется.
Я отчего-то начал считать короткие гудки, которые, наверное обладая каким-то энергетическим импульсом, были способны возобновить связь.
Судья вышла, кутаясь в стильную стеганую куртку.
— Я пришел извиниться.
— Извиняйся, — она пожала плечами, глядя мимо меня, но готовая выслушать меня до конца.
— Ты была права…
— Насчет чего?
— Насчет грязных приемов. Но в тот вечер ничего подобного не было.