Что должно быть на месте садика, нас не особо интересовало. Но пока отопление и освещение функционировали исправно.
Мы готовили себе еду на кухонных электроплитах. А спали прямо на полу, подложив под бока детские матрасики.
Окна в садике были плотно зашторены, и по вечерам мы могли коротать время за чтением старых журналов «Мурзилка» и «Пионер», а также слушать музыку и последние новости по еще неотключенной радиоточке.
Однако чересчур долго бездельничать Чон нам не позволял.
Через каждые два часа он устраивал разминку — обычная гимнастика, отжимания и приседания, бой с «тенью», — гоняя парней до седьмого пота.
Главным условием наших импровизированных тренировок являлось соблюдение полной тишины, что само по себе было достаточно ценно как наработка навыков бесшумного контакта с противником.
Методика Чона немного напоминала уроки Юнь Чуня, когда он учил меня разведывательной тактике ниндзя.
Я так и не смог довести до совершенства маскировку на местности, когда перед ничего не подозревающим часовым даже на ровной, без укрытий, местности и посреди бела дня вдруг из-под земли вырастает (в полном смысле этого слова) противник.
На тренировках я только ощущал присутствие Учителя и даже примерно догадывался, где он находится.
Он по этому поводу особо не сокрушался. И я знал почему: применяемые ниндзя пять методов камуфляжа (го-тон-но-дзюцу) — маскировка с использованием растительности, огня, земли, воды и металла — входят в плоть и кровь сызмальства.
Чон выбрал себе кабинет заведующей, где остался старый диван с высокой деревянной спинкой. Мы находились в бывшей игровой комнате.
Правда, у корейца был мобильный телефон, но, похоже, он не имел права им пользоваться. Наверное, связь была односторонней, и такой приказ мог отдать только сам Наум Борисович.
Вечер четверга начался со скандала.
Обычно я старался держаться несколько поодаль от остальных парней. Никто из них и не претендовал на приятельские отношения со мной.
Мы любезно говорили друг другу «Привет» и «Пока» и на этом наше общение заканчивалось. За исключением случаев, когда мы поневоле становились более разговорчивыми — во время спаррингов.
Завелся, как это уже бывало не раз, Вован.
Наверное, попади он в хорошие руки, из него получился бы неплохой парень. Вован был далеко не глуп и даже достаточно грамотен, но улица и окружение сделали из него злобное самолюбивое существо.
Он никого не уважал, за исключением Чона, хотя среди охранников были парни и покрепче, чем Вован.
Сегодня ему не понравился приготовленный мною ужин. (Чтобы не мозолить Чону и парням глаза, я с удовольствием переквалифицировался в шеф-повара и часами пропадал на кухне, изобретая из консервов и концентратов нечто удобоваримое и достаточно вкусное.)
Поковырявшись в тарелке, Вован демонстративно смахнул ее на пол со всем содержимым.