Мужские игры

22
18
20
22
24
26
28
30

– Стоит ли так категорично, Яночка? У людей семьи. Это мы с тобой – снялись да полетели. Ты – по молодости. А я – старый летун.

– Тоже мне старый, – поощрительно хмыкнула Яна. Подражая кому-то, провела язычком по пухлым губам. – Всего-то тридцать пять. По нынешним временам, можно сказать, мальчишеский возраст. Алексей Павлович! А у меня билет лишний подвернулся – на «Виртуозов Москвы». Может?..

– Классика? Уволь, солнышко! У меня на нее с детства аллергия, еще когда родители часами за пианино заставляли просиживать.

Это был не первый случай, когда у Яны случайно оказывались лишние билетики, и находить аргументы для отказов становилось затруднительно.

– А правда, что вы меня в филиал переводите?

Вот и истинная причина сегодняшнего демарша.

– Ну, ты ж взрослая девочка, понимать должна. Все-таки на третьем курсе экономфака, пора расти над собой, набираться профессии. Хватит в секретаршах отсиживаться. И мама твоя просила.

– Ее-то какое дело?

– Вообще-то она тебя сюда все-таки…

– Да идите вы все! – зло вскрикнула девочка. – Делайте что хотите!

Она вышла, естественно, со значением хлопнув дверью. Еще одна абсолютно ненужная проблема. Забелин подошел к окну. Во дворе, под китайским деревом, о чем-то спорили Снежко и Дерясин. На лицах их не было привычных ухмылочек, – значит, ругались нешуточно. Эдик, ухватив Андрея за лацкан пиджака, яростно рубил воздух, что-то вколачивая в друга. Дерясин редко, устало отругивался, по своему обыкновению, упрямо морща лоб.

Какой поразительный день. В девяносто первом году взметнулась над страной кувалда ГКЧП, и в какой уж раз брызнули по всему миру российские мозги. Среди эмигрировавших был и Максим Флоровский – лучший забелинский друг, светлейшая голова и первый институтский хохмач.

Спустя год, после того как Мельгунов внезапно выгнал Забелина из института, он пришел в банк. И вот теперь, в девяносто восьмом, похоже, очередной круг замкнулся: только что он получил задание скупить институт для банка, и в тот же день после восьмилетнего молчания из шереметьевского небытия возник Максим Юрьевич Флоровский.

Глава 2 Учитель

– Ждут, – принимая куртку, интимно сообщил швейцар, обозначив картинный жест в сторону подвала, где, собственно, и размещался известный в Москве пивной ресторан. На стенах вдоль ведущей вниз лестницы были развешаны копии фламандских натюрмортов с изображением дичи – все из той же необъятной коллекции незабвенного Владыкова: Забелин в свое время ввел среди должников продразверстку – по купленной картине на каждый не вовремя выплаченный процент.

Внизу его встречали. От стойки у входа шагнула метрдотель – дородная женщина с объемистой, далеко выступающей грудью. Забелин невольно отодвинулся, – всякий раз ему казалось, что этой грудью она просто ненароком сметет его на пол.

– Гость за вашим столиком, Алексей Павлович, – с услужливым достоинством пробасила она, то ли вместо приветствия, то ли чтоб лишний раз убедиться, что саму ее перед тем не обманули.

Забелин и сам увидел сидящего в дальней кабинке мужчину с меню в небрежно откинутой руке. Вопреки заранее принятому решению быть вальяжно-неспешным, Забелин быстро пошел через зал, на ходу растекаясь в глупейшей улыбке.

Мужчина за столиком то ли услышал, то ли почувствовал этот устремленный к нему порыв. Без видимой причины резко обернулся и взлетел над диваном, сбросив меню на руки склонившемуся перед ним официанту.

– Алеха! – Макс Флоровский, игнорируя наступившую в ресторане испуганную тишину, рванулся навстречу по проходу так, что джемпер надулся на его спине парусом, направляющим движение. – Алешенький!