Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев,

22
18
20
22
24
26
28
30

Эрнст и Блондин взяли оружие, осмотрели, проверяя, окопчик, назвали свои фамилии и подразделение. Роттенфюрер снова улыбнулся своей прежней сверкающей улыбкой:

— Момент, вы, двое! — Он порылся в своей танкистской куртке. — Здесь, приятели, одна пачка от шефа и одна от меня! Счастливо вам, и — спасибо!

Они спрятали сигареты, и Эрнст проворчал:

— Давай, Цыпленок, а то еще получим по заднице за дезертирство!

Когда они выпрыгивали из укрытия, оберштурмфюрер улыбнулся.

Между остатками стен огонь пехоты был слабее. Эрнст доложил командиру отделения, и тот отправил его сразу к самому дальнему дому справа, где санитары перевязывали раненых. Сильный огонь танковых пушек слышался слева и справа от их новой позиции. Солдаты сидели в руинах между кучами щебня и трупами, снаряжая ленты и магазины. Первые артиллерийские снаряды легли далеко. Гренадеры подыскивали себе укрытия, секторы стрельбы и ждали. Следующий снаряд разбил в пыль угол дома.

— Пауль, слева!

Ханс поспешил к Йонгу, который взял две пулеметные ленты из ящика и повесил себе на шею. Пауль бросил свой пулемет на бруствер. Раздался тонкий свист и грохот взрыва. Пауль выпустил из рук приклад и повалился назад.

— Проклятие! Этого еще не хватало! — Ханс оттащил его назад и обратился к Йонгу:

— Посмотри, что с ним!

Потом поставил прямо покосившуюся сошку и открыл огонь.

Йонг ощупал своего друга, ничего не нашел, только на крае каски справа была вмятина. Когда Пауль открыл глаза, Йонг вздохнул.

— Черт, голова…

Пауль ощупал свою голову, взял каску, задумчиво посмотрел на вмятину, молча опять надел ее и пополз к Хансу.

— Очухался? — усмехнулся тот.

Пауль улыбнулся в ответ:

— В черепе так гудит или это танки? Танки!

Один, два, три, четыре Т-34 клином один за другим, пять — целое стадо стальных колоссов. А «Тигры»? Где «Тигры»?

— Эрнст!

Тот в грохоте взрывов ничего не слышал.