Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да.

— А откуда ты это знаешь?

— Да вон по тому нашему придурку там, впереди.

— По тому, которому ты хотел отвесить пинка?

— По нему самому. По нему промазали пять раз.

— Ты что, считал?

— Считал. Пять выстрелов — пять промахов. Наши так плохо не стреляют. Понял? Значит, наши стреляют лучше.

— У наших и калибр побольше.

— Зато русские быстрее.

— Но вон тот, слева от нас, ты сейчас его опять видишь. Ему попали в бок, гусеница отлетела.

— «Выстрел на родину», — улыбнулся Эрнст. — Ему повезло.

— Ты думаешь, ему посчастливилось?

— А что еще, Цыпленок? Такое попадание повредило танк, да так, что он не взлетел на воздух. Это — «выстрел на родину». Идеальный! Они вылезли, смотались и будут ждать нового танка. А пока его не получат или пока не отбуксируют и не отремонтируют новый, они будут бить балду.

— И почему ты не записался в танковый полк?

— Во-первых, у меня рост великоват. Во-вторых, я не выношу долгого сидения, и, в-третьих, мне не по нраву вонь.

— Ну эту ведь ты переносишь? — Пахло нефтяной гарью.

— Это еще ничего, в этом пока никто не сгорел.

Гром пушек перед ними начал стихать. Но левее еще гремело как на кегельбане. Дым и пыль перед их укрытием поднимались, словно занавес.

— Тигры останутся стоять, Эрнст. Видишь дымы от подбитых иванов? Выглядит так, как будто это огромный лагерь пимпфов во время слета гау.

— Ну и сравнения у тебя. — Эрнст покачал головой. — Лагерные костры пимпфов! Черт, Цыпленок, почему всегда тебе приходит в голову такая глупость. Хорошо, что нашим удалось этого добиться. Перебили пару дюжин.