— Надо выйти на связь с Денисовым. Пусть добавит огня в сторону нашей левофланговой «пантеры». А то пулеметчики вражеские совсем левому флангу жизни не дают. Найди Довганюка, пусть дует в блиндаж… Пусть свяжутся с Дударевым. Оттуда до Денисова рукой подать…
— Так это, товарищ старший лейтенант… — с жаром откликнулся Степанков. — Довганюк же сейчас заместо Потапова. Ему и без того хлопот хватает. Давайте я сам… Все в точности исполню… И Дударева просить зачем? Это — кружным путем. Давайте, я сам к артиллерии сгоняю…
— Ну, как знаешь… — неуверенно согласился Коптюк.
— Есть как знать! — радостно крикнул Степанков и тут же, не дав командиру толком подумать, умчался исполнять приказание.
Гонять бойца посреди боя почти за две сотни метров взводному не хотелось, потому и придумал он схему со связистами. Но таким уж неугомонным был его непоседливый ординарец. Не сиделось Степе на месте, и при каждом удобном и неудобном случае норовил он прийти в движение, все повторяя вместо присказки: «Движение — это жизнь».
По этому поводу даже возник у Степанкова с замкомвзвода Дерюжным бесконечный, философский, как любил повторять Степа, спор. Семеныч — полная противоположность неугомонному ординарцу — неторопливо-основательный, местами даже медлительный, в минуты отдыха, когда включалась, к примеру, взводная вошебойка, то есть бойцы принимались целенаправленно выискивать на себе и уничтожать паразитов, подначивал Степу, что тому, мол, не сидится на месте и все он мечется и бегает туда-сюда, словно вот самая что ни на есть вошь на гребешке.
Степанков за словом в карман не лез и возражал, что вошь как раз, как и положено гадскому насекомому, сидит, точно фашист в засаде, и ничем ее, гниду, из волосьев или из складок белья не выудишь, а он, наоборот, постоянно в движении, потому что движение — это жизнь и если все время бегать, так и от смерти можно убежать. А Дерюжный возражал, что при таком раскладе, наоборот, опасность подхватить пулю возрастает, вот точно как в мирное время у того, кто ходок и по бабам шастает, и болячку какую заразную подхватить шансов куда больше, чем остальным.
У Степы и на этот весомый философский довод готов был контраргумент, и он озорно возражал, что если кому женский пол оказывает внимание, то через это он, наоборот, обретает душевное здоровье, потому как в здоровом теле здоровый дух, и тот, кому женщины регулярно отвечают взаимностью на его знаки внимания, испытывает серьезные физические нагрузки, так что ему и в физкультурно-спортивном обществе состоять не надо, а как известно, физическое и душевное здоровье — залог долголетия. Отсюда и вывод, что и здесь движение намного выгоднее и лучше, чем сидение под каблуком и юбкой у карги-жены, которая тебя поедом ест и почем зря пилит и через то до могилы с опережением всех графиков доводит.
Эти философские баталии, в которых Степанков за счет хорошо подвешенного своего языка, как правило, выходил победителем, являлись настоящей потехой для всего взвода, и бойцы, видя, что спорщики завели свою тему, с предвкушением «щас начнется!» мигом окружали место философского диспута.
Потом фразочки и шуточки, с апломбом выданные на-гора ординарцем командира второго взвода, нередко шли в народ, цитировались в разговорах и перекурах.
Как только Степанков вихрем умчался, всплыла в сознании Коптюка эта фраза, обозначавшая ожидание, но только не было в ней ничего предвкушающего, озорного и веселого.
«Сейчас начнется», — вдруг отчетливо подумалось Федору, и в тот же миг вдали, за порядками танков, словно раскололась земля от громоподобного грохота. Предчувствия Дерюжного и догадки старшего лейтенанта Коптюка оказались верными. Полосу наступления вражеских танков и пехотинцев затянул дым разрывов артиллерийских снарядов и орудийных выстрелов. В рваной пелене, как в тумане посреди знойного дня, проступила вдруг ровная череда залпа.
Забытые в пылу боя фашистские самоходки подобрались уже менее чем на километр. Выстроившись растянутой цепью, с дистанцией между машинами в шестьдесят-семьдесят метров, они обрушили огонь своих стволов на позиции оборонительного рубежа.
Не успела осесть пыль, обрушенная на окопы вслед за сухими комьями и секущимися частицами земли, как самоходные установки дали второй залп. Танковые пулеметы затарахтели с новой силой. Орудия обеих «пантер» и «тигра» били прямой наводкой.
Небо над головой померкло от дыма и поднятой нескончаемыми взрывами взвеси. Федор попытался поднять голову, но его ткнуло в спину, будто играючи бросило щелчком гигантских пальцев, опрокинув навзничь на дно наблюдательной ячейки.
«Сейчас начнется», — эхо аукнулось, отозвавшись на ощущаемые грудью, лицом и всем телом содрогания земли, которые сопровождались неутихающим грохотом. Уже началось! Рвало и швыряло, кромсая земляной покров на кусочки и комья, бросая их, закручивая огневые вихри вместе с металлом, горячей гарью. «Степанков… Как там Степанков?!. Добрался ли до артиллеристов?» — мелькнуло в ошарашенном сознании Коптюка. Глупая мысль… Даже если добрался… У них там сейчас свистопляска почище того, что творится на передовом рубеже.
Утробный гул часто-часто рвущихся мощных снарядов шел оттуда, с позиций второго эшелона, земля ходила вокруг ходуном, поднимаясь волнами, а там, позади, она вздымалась девятыми валами грунта, огня и дыма. Туда, на позиции артиллеристов, враг посылал основную часть смертоносного груза.
Теперь становилось понятно, что этот удар был согласован с маневром атакующих танкистов. Рации у них, гадов, работают хорошо и работают в сцепке, взаимодействуя. А вот он, старший лейтенант Коптюк, командир второго взвода второй роты отдельного штрафного батальона, как ни кричи, не может докричаться до командира ЗИС-3 лейтенанта Денисова. Быстроногий ординарец Степанков — вот его рация и его связь. Давай, Степа, не подвели. «Движение — это жизнь!»
Стрелки-наводчики и командиры фашистских самоходных установок боялись класть мощные снаряды своих орудий слишком близко от собственных танков и пехотинцев. Теперь их отделяло от первой траншеи рубежа не больше ста пятидесяти метров.
Эту дистанцию преодолевали снаряды, выпущенные прямой наводкой, практически в упор, немецкими танками.
ebooksa