— И рукав, и кожу — в лоскуты… — стоически морщась от боли, произнес Обрежа, кивая головой на собственное предплечье, наспех перевязанное набрякшим кровью куском материи. — Мне еще повезло, а вот Семенову…
Он кивнул в сторону второго бойца. Вся правая сторона лица вместе с глазом были обмотаны у него разорванной на лоскуты тряпкой. Багрово-красное пятно зияло на ткани в районе правого глаза.
— А Колю… Веточкина… Того фашисты заживо закопали… — глухо прокричал боец, показывая на засыпанный землей почти наполовину коридор траншеи.
Обоих бойцов Коптюк отправил в сторону блиндажа с поручением лично Обреже оставить там Семенова и собрать остальных серьезных раненых из второго и третьего отделения возле блиндажа, а потом вывести их во второй эшелон, в батальон, на перевязочный пункт.
На позиции второго отделения от Дерюжного вернулся Гончаренко. Федор, поставив переменника на огневую позицию Обрежи, сам устроился возле срытого гусеницами «пантеры» бруствера возле места гибели Веточкина.
Пулемет Подсевальникова по-прежнему молчал. Немецкие пехотинцы, воспользовавшись возникшей паузой, с ходу оживились, поднялись и пошли в атаку.
— Огонь! Огонь!.. — срывая голос, командовал старший лейтенант.
Слышал ли его кто-нибудь? Откуда-то из самой глубины души подступало к поверхности его сознания тоскливое отчаяние. Что осталось от его взвода? Кто встретит этих стремительно набегающих, выраставших на глазах фашистов в пятнистых куртках?
Но вот Гончаренко методично двигает затвором и с каждым выстрелом кладет одного рослого немца за другим. Нестройная винтовочная стрельба и короткие автоматные очереди бьют по приближающимся немцам слева. Но огневая точка в овраге молчит. Неужели Подсевальников и пэтээровцы погибли? Коптюк отгоняет эти мысли.
В самом овраге никакого движения нет. Только виднеются пятнистые тела убитых немцев на подступах к нему. Это Подсевальников, его работа. Железные нервы у парня. Ближе чем на двадцать метров подпустил, а потом ударил. Вот и накосил немчуры человек семь, а то и больше.
Одиночные винтовочные выстрелы раздаются справа, за земляным завалом. Это тоже потаповские. Дальше ведут стрельбу переменники из отделения Пилипчука. Там шум стрельбы более дружный и частый. Работает ручной пулемет. Танковые пулеметы «пантеры» и «тигра» бьют по взводу Смижевского, захватывая и правое крыло второго взвода, где держат оборону подопечные Пилипчука. Но танкам по-прежнему противостоит артиллерийская батарея, получается, что орудия сейчас прикрывают в основном правый фланг.
Расстояние между цепью бегущих фашистов и передним краем обороны взвода Коптюка стремительно сокращается. Вражеские машины вдруг резко меняют направление движения. «Пантера», маневрируя, сдает назад задним ходом и начинает смещаться влево. Боится левый бок подставить под снаряд артиллеристов.
Экипаж «тигра» этого не боится. Машина круто поворачивает корпус на девяносто градусов и устремляется по диагонали прямо на участок второго отделения. В момент совершения этого маневра башня все время повернута в сторону штрафников, траншеи поливает спаренный пулемет, а башенное орудие, когда танк уже развил скорость, производит оглушительный выстрел из 88-миллиметрового жерла своего мощного орудия.
Эффектно, но малоэффективно. Снаряд, обрушив на головы штрафников душераздирающий рев и свист, разрывается далеко позади позиций артиллерийских расчетов, взметая вверх огромные куски прибрежной глины.
— Гранаты! Готовим гранаты! — скомандовал взводный.
Кто-то подхватывает его крик, передает дальше. Раздаются неясные голоса, которые тут же тонут в грохочущем шуме боя. Гранаты — это значит или ближний бой, преддверие рукопашной, или приближение танков.
Из бокового хода в траншею кубарем скатился боец и, тут же вскочив на ноги, стал отряхиваться. Это был Довганюк.
— Все, командир!.. Ни черта не выходит с этой рацией… — с ходу запричитал он. — Вдребезги ее… Разнесло ее вдребезги…
— После!.. После про рацию!.. — закричал в его сторону Коптюк, снова прильнув к краю окопа. — Немец подходит. Сейчас заваруха начнется. Займи позицию справа… Есть гранаты? Давай на изготовку…
У Довганюка гранат не было. Следом за ним в окоп вполз Михайлов. На лице его, словно маска, застыло выражение испуга.
ebooksa