Я – бронебойщик. Истребители танков

22
18
20
22
24
26
28
30

Кое-где загорелся сушняк, люди стали тушить его. Фосфорные мины зажигали прошлогоднюю траву. Пелена дыма окутала позиции, сползала в траншеи, заставляя нас вылезать наверх.

Увидев, как в санроту несут раненых и обожженных бойцов, командир полка приказал батарее трехдюймовых пушек Ф-22 ответить врагу огнем.

– Маскироваться толком не умеешь, – поддел Рекунков майора-артиллериста. – Посмотрю, как стреляешь.

Майор, прошедший три войны и возглавивший дивизион после сорока лет, стрелять умел. Не зря командовал и взводом и батареей. До цели было километра полтора. Подбить на таком расстоянии танки он не пытался. После нескольких пристрелочных фугасов обрушил серию шрапнельных снарядов, которыми научился точно поражать цель на фронтах Первой мировой и Гражданской войн.

Снаряды разрывались на высоте полусотни метров и ниже. Град металлических шариков выбивал сверху минометные расчеты, издырявил мотоцикл, хлестнул по капоту бронетранспортера «Бюссинг».

В бронетранспортеры стали спешно грузить раненых, убитых, эвакуировать минометы. Но, задетый подковырками полковника, командир дивизиона не позволил своему давнему врагу, германцам, уйти просто так.

Все три орудия (батареи были неполные) обрушили на высотку шестикилограммовые фугасы. Один из них выбил колесо и смял капот полугусеничного «Бюссинга». Из горевшей машины под огнем перегружали раненых в другой бронетранспортер.

Т-3 пытался прикрыть отход, но фугас порвал гусеницу, и его пришлось срочно тащить на прицепе. Через четверть часа на высотке остался лишь горевший «Бюссинг», сплющенный мотоцикл и тело механика-водителя, которое не сумели вытащить из огня.

– Могешь, – только и сказал Рекунков.

– Императорское артиллерийское училище! – козырнул в ответ майор. – Учили, как положено.

Дружный отпор воодушевил людей. Раздавались голоса:

– Пусть только сунутся!

– Пушкари свое дело знают.

Соваться немцы не спешили, хотя имели приказ быстрее завершить окружение наших войск на Барвенковском выступе. Пустили в ход авиацию. Но оборону держала не одна наша дивизия, и самолетов просто не хватало. Разрывы бомб, стрельба орудий слышались со всех сторон.

На эскадрилью «юнкерсов» обрушилась четверка наших истребителей ЛаГГ-3. Превосходя пикировщиков в скорости и обладая сильным вооружением, истребители подожгли один и другой «юнкерс». Третий уходил рывками, дымя, тщетно пытаясь выровнять полет. Остальные «юнкерсы» сбрасывали бомбы куда попало и, отстреливаясь из кормовых пулеметов, тоже повернули назад. С запозданием, когда атака была уже сорвана, появились «мессершмиты». Их было шесть штук.

Наши не отступили. «Мессеры», хотя имели такую же скорость, были явно маневреннее. Они крутились, как осы, вокруг менее поворотливых «лагов» (на полтонны тяжелее «мессершмиттов»), сделанных из дельта-древесины и прессованной фанеры. Пушечные очереди разваливали их на части, и наши истребители падали градом горящих обломков. Один из «лагов» развернулся и в отчаянии пошел на таран. Пушки сразу двух «мессершмиттов» разнесли кабину и подожгли его.

Сумел вырваться из смертельного круга лишь один «ястребок». Огрызаясь остатками пуль в патронных лентах, хлестнул по фюзеляжу ближнего «мессера». Затем круто спикировал вниз и, выжимая все возможное из мотора, ушел в сторону аэродрома над самой землей.

Мы радовались победам наших истребителей и переживали, когда они, сгорая, падали на землю. Но вскоре нанесли удар по нам.

Зайцев верно предсказывал, что немецкие танки могут появиться с любой стороны. Но вначале последовал очередной авианалет. На позиции полка пикировала тройка бомбардировщиков Ю-87 в сопровождении двух «мессершмиттов». Не спеша сбросили штук шесть тяжелых бомб, килограммов по двести пятьдесят весом.

Удары были такой силы, что меня оторвало от земли на полметра и шваркнуло спиной о стенку окопа. Из ниши выпали две противотанковые гранаты, разлетелись патроны из сумки. Рядом ворочался Паша Скворцов, он разбил нос и зажимал его пальцами.