– Закинь голову назад… Платок есть?
– Откуда?
Разорвал индивидуальный пакет, сунул ему комок ваты. Расчет Егора Гнатенко находился метрах в десяти. Я пошел глянуть. Между нами, в узкой нише, сидел Антон Бондарь со своим «дегтяревым». После его подковырок в присутствии комбата и желания показать собственное «я», отношения у нас сделались прохладные. Точнее, строго официальные.
Но сейчас, когда шла такая бомбежка, все это казалось мелочью.
– Жив-здоров, Антон?
– Так точно, – с усилием сделал бодрое лицо сержант.
Он боялся, очень боялся. Больше любого из нас. Я уже хорошо изучил его натуру.
– Прикрой тряпкой затвор, – я кивнул на валявшийся в углу «дегтярев».
Егор Гнатенко тряс головой и хлопал себя то по одному, то по другому уху. Напарник свернулся клубком.
– Слышишь меня? – крикнул я.
– Плоховато.
– Башка целая? Дай-ка гляну.
Пронесся «мессер», следом взорвалось не меньше десятка мелких бомб. Звук от них был не слабее, чем от трехдюймовых снарядов. Посыпались комья земли. Что-то шлепнулось о бруствер. Это был кусок стабилизатора, еще горячий.
Пять немецких самолетов делали заход за заходом. Бросали небольшие бомбы, вели огонь из пушек и пулеметов. Неподалеку вскрикнул красноармеец из взвода Черникова. Его, видимо, пытались перевязать. Затем чей-то голос обреченно произнес:
– Бесполезно… дыра насквозь. Кровь уже вытекла.
По траншее шагал старший лейтенант Зайцев:
– Андрей, приводи людей в себя. Кажется, танки с правого фланга. Бутылки с КС целые?
– Целые. Мы их в тряпки завернули.
Немецкие танки ударили с тыла и правого фланга. Тяжелые Т-4 смяли взвод «сорокапяток» и принялись утюжить траншеи. Люди не выдерживали рева моторов, стрельбы и лязга гусениц, выскакивали из окопов или убегали по отсечным ходам. Многих настигали пулеметные очереди и взрывы осколочных снарядов.
За тяжелыми танками волной катились средние Т-3 в сопровождении пехоты. Первый батальон уничтожался у нас на глазах. Из некоторых окопов летели гранаты, но подбить танк гранатой не просто.