— Нет, ничего не помню…
— Все, что у меня когда-то было в голове… — загрустила девушка, — Все это ушло…
— Наш случай — один из редко встречающихся — мэр всё еще признавался сам себе, насколько все плохо, — Ситуация, когда школьные знания могли бы спасти…
И это было нельзя не признать.
— Если мы не знаем ничего, значит, и не спасемся? — Сименс посмотрела в уставшие глаза Картера.
Тот чуть не заплакал…
Как лейтенант Фернок и говорил, доктора слили Бёрку информацию, «за отдельную плату». Денег, которые дал полицейский, хватило на покупку сведений о регулярных посещениях прокурорского.
Отблагодарив любезнейшего Эрне Бартоломью парой добрых слов, офицер немного потоптался на месте, затем взял волю в кулак и зашел в камеру. В камеру под номером двадцать пять!
В одиночном помещении по-прежнему томилась черная душа.
По-прежнему черная не от угрызения совести, а от отсутствия ближних, от серой, сплошной, непроглядной занавесы, называемой тоской.
«Помню последний день предыдущей осени, отмеченной безрадостностью последних лет, такой же незаметной, как и остальные времена года. Во сне мне лучше, чем наяву, и близкие там не такие, как в жизни, от этих образов веет добром, а не злостью. В моей ситуации единственный выход — быть одинокой, потому как любой, кого коснется моя аура, сойдет с ума от подхваченной инфекции страданий, и возможно, разделит мою незавидную участь — с головой уйдет во тьму, в которой обитает ныне умершая не плотью, так духом носительница негатива Скарлетт Кригер».
Уолтер планировал было сразу поднадавить на субъекта. Но… не думал, что она — сильно страдающая женщина, вид которой пробуждал в человеке теплые ощущения — ощущения грусти, угнетающие и одновременно вызывающие крепкое сострадание.
Внутренний баланс угнетенности и жалость — то, из чего состояла аура узницы. Уолтер, сердце у него не холодное, скорее, наоборот, на редкость чувственное, раскрыт рот только спустя десятиминутья загробного молчания.
— Я навестил вас, чтобы помочь — начал офицер, — Если вам трудно разговаривать, простите за нежданный приход. Но, надеюсь, вы мне поможете.
Пациентка повернулась к полисмену, и тот понял по ее отечному лицу — она недавно плакала, возможно, больше, чем просто лила слезы. Горевала, как горюют немногие… на чью долю выпадает участь «молчаливой куклы».
— Вас зовут Скарлетт Кригер — Бёрк вспомнил, о чем только что болтал с врачами, — Но ваше имя уничтожили, его просто стерли из вашей памяти… — и этим очевидно необдуманным действием спровоцировал у женщины истерику: после долгого пребывания в практически коматозном состоянии больная закричала, схватилась за голову, забилась в угол камеры и начала звать на помощь.
Бёрк напугался.
«Даже страшно представить, что этот человек чувствует сейчас, какую душевную рану ей нанесли, и главное, за что?»
Затем Кригер (неожиданно для копа) взяла себя в руки. Тяжелое дыхание, сопровождающееся громкими, прерывистыми постанываниями, прошло через несколько минут. Ужас частично спал с лица бедняжки, отображающего все пережитые испытания, что подкинули ей братья-подонки.
— У меня нет имени, вы правы. Я не человек, не личность…
ebooksa