Он рассказал ей, чем, по его мнению, занимаются Хозяева северных территорий, какой кровавый сюрприз они готовят России в самом ближайшем будущем. Ее лицо становилось все бледнее и вытягивалось все сильнее по мере того, как она слушала. Под конец рассказа она прижала пальцы к вискам, потрясенно качая головой. Бондарев подумал, что больше всего Мизуки хочется заткнуть уши, чтобы не знать того, что знала теперь. Но было поздно. Он рассказал все, что знал и о чем только догадывался.
— Мерзавцы, — прошептала она.
— Это я и без тебя знаю, — усмехнулся Бондарев. — Я спрашиваю, считаешь ли ты, что я должен сидеть… точнее, лежать, сложив руки?
— Дай мне немного времени, — решительно проговорила Мизуки, поднимаясь с кровати.
— Не вздумай обращаться в полицию, — предупредил Бондарев. — Пока мы будем доказывать свое, Харакумо прикроет лавочку и перевезет товар в другое место. Нужно поймать его на «горячем».
— Я знаю, — кивнула Мизуки. — Стоит сунуться в полицию, как Хозяева узнают об этом и примут меры.
— Тогда куда ты собралась?
— Сначала к доктору. Попрошу у него антибиотики, которые помогут тебе продержаться на ногах несколько часов. А потом тебя ждет сюрприз.
С ней произошли разительные перемены. Она была полна решимости действовать, и лицо ее приняло непреклонное выражение. Ее прекрасные глаза сияли, скулы сделались круче, линия губ — четче, ноздри раздувались.
Она не вышла, а вылетела из палаты, словно подхваченная вихрем.
— И где твой сюрприз? — спросил Бондарев, когда она вернулась.
— Скоро увидишь. Одевайся.
Она позвала Наши, и, когда Бондарев собрался, все трое направились к машине. Наши включил зажигание и влился в автомобильный поток, текущий по улице. Тогда Мизуки открыла сумочку и продемонстрировала две готовые маски с прорезями для глаз и ртов.
— Примерь, — предложила она и сама поспешила надеть на себя шапочку.
Ее глаза сверкали, как горящие угли. Она захохотала, как ведьма, собравшаяся на шабаш.
— Нет, — проворчал Бондарев.
— Да, — возразила Мизуки.
— Я не возьму тебя с собой.
— Возьмешь. Тебе некуда деваться, Константин. Фабрика принадлежит мне.
— Номинально.