— Бояться надо не мертвых, бояться надо живых…
На следующее утро «бригадный генерал» Таймураз
Хадышев покинул больницу в сопровождении санитара морга. Два дня он прожил в его тесной, похожей на склеп, квартире. Все это время Ваха исполнял приказы полевого командира, успел сходить на почту и дать телеграмму «до востребования» в Ростов. Еще через день пришел ответ, телеграмму получили, его ждут…
Теперь, сидя в битком набитом общем вагоне, Хадышев пытался изображать спящего, прокручивая в голове возможные варианты развития событий.
Прибыв в Ростов, Пророк, несмотря на хорошо подготовленные документы и приличный внешний вид, не стал искушать судьбу, которая могла принять облик недоверчивого мента, а, быстро покинув здание вокзала, остановил такси и поехал за город…
Глава местной ячейки «Джаамата» Салман Газмаев в довоенной жизни был зоотехником в одном из передовых колхозов. Эйфория независимости, религиозные проповеди и, наконец, кровопролитная война сделали свое дело. В бывшем колхознике проснулся дух воинственных предков, война сделала его отчаянным и бесстрашным бойцом. Его заметили и отрядили в Пакистан на учебу. Целый год Газмаев изучал в горном лагере искусство диверсии. Закончив обучение с отличием и вернувшись на родину, застал свою страну в состоянии мира. Но никто из руководителей не верил в его долговечность, поэтому Салмана послали в соседнюю область организовывать диверсионную сеть.
Прибыв в Ростовскую область, чеченец ничего сверхъестественного выдумывать не стал. Заплатив кому следовало, организовал в пригороде фермерское хозяйство (в этом бывший зоотехник разбирался).
Свое хозяйство он обустроил быстро, благо денег было достаточно, а руководство Ичкерии побеспокоилось, чтобы не было недостатка и 8 рабочих руках. За год к нему прибыло с полдюжины молодых людей. Они, как и Салман Газаев, прошли диверсионную подготовку, только не за границей, а в местном учебном центре «Кавказ».
Вскоре грянула вторая чеченская война, но Салмана, вопреки его ожиданиям, руководство не беспокоило, и он продолжал по-прежнему выращивать кур, индюшек, бычков, мысленно подготавливая себя к активной партизанской войне. В его доме был оборудован тайник, где хранились оружие и взрывчатка. Выезжая в город, Салман высматривал места, где лучше всего закладывать заряды, чтобы жертв было как можно больше.
Но время шло, а его по-прежнему никто не тревожил, даже горячие джигиты (официально числящиеся работниками хозяйства) устали требовать нанести удар федералам в спину. Просыпаясь по ночам, Салман задумывал провести крупную диверсию и уйти за границу, благо в Польшу у него имелась «тропа протоптанная». И все-таки самостоятельно решиться на диверсию у него решимости не хватало.
Телеграмма «до востребования» оказалась подобной грому среди ясного неба. Салман трижды перечитывал текст, все еще не веря, что о них наконец вспомнили. Приехав на ферму, он собрал «работников» и предупредил, что в самое ближайшее время их ожидают перемены. «Работники» на это известие отреагировали без особого восторга, воинственный пыл перегорел, превратившись в пепел…
— Вот здесь тормози, — приказал таксисту Пророк, когда до хозяйства, отделенного редкой лесополосой от федеральной трассы, оставалось с полкилометра. Таймураз решил подойти к усадьбе пешим ходом, чтобы не привлекать внимание соседей.
Вскоре Хадышев оказался возле березовой рощи. Здесь, на равнине, все еще было тепло, деревья окончательно не сбросили листву и под легким ветерком лениво шевелили осенним золотом.
Пророк быстро отыскал узкую тропу, серой нитью вьющуюся вдоль толстых березовых стволов, и уверенно зашагал по ней. Усадьбу он увидел сразу же, едва ступив в тень деревьев. Большой двухэтажный дом с резными окнами и крышей, выложенной ярко-красной металлочерепицей, окруженный высоким забором из силикатного кирпича. Дальше виднелись крыши хозяйственных построек.
Таймураз внезапно почувствовал, как у него защемило сердце, все это до боли напоминало его собственную усадьбу в родовом ауле. В то время он полагал, что его дом — настоящая крепость, но десантники под прикрытием тяжелых танков доказали, что время крепостей безвозвратно ушло.
Чем ближе Таймураз Хадышев приближался к воротам усадьбы, тем сильнее крепло ощущение, что кто-то смотрит ему в спину. И не просто смотрит, а буравит взглядом, целится, решая при этом, стрелять или не стрелять.
Пророк усилием воли подавлял в себе желание упасть на землю, потом откатиться под ближайший куст, откуда ужом скользнуть в овражек — и поминай, как звали.
Но ничего подобного «бригадный генерал» не сделал, а, спокойно дойдя до входных ворот, надавил пальцем черную пуговку звонка, вздохнув: «Нервы стали ни к черту».
Когда чеченца впустили внутрь, снайпер, облаченный в рыже-коричневый маскировочный комбинезон (под цвет ржавчины), опустил портативную снайперскую винтовку «винторез» и тихо проговорил в микрофон индивидуальной рации:
— К фермерам гость пожаловал.