Чары Клеопатры

22
18
20
22
24
26
28
30

Зашуршало одеяло, послышались торопливые, жаркие поцелуи, а потом пыхтение, восторженные охи, ахи. Вано не выдержал и забрался на лежанку к Машеньке. Она не сопротивлялась…

Прощались гости в угрюмом молчании.

Чай из самовара тоже пили молча. Когда Маша потянулась к сахарнице, Наталья ударила ее по руке и прошипела:

— Подстилка солдатская.

На глазах девочки выступили слезы. Она вдруг поняла, что в деревне ей больше жизни не будет. О том, что произошло ночью, станет известно всем, и ее задразнят, затравят.

«А ты, а ты сама?» — хотелось крикнуть тетке в лицо, но она промолчала, глотая слезы. Что теперь толку обвинять других? На ней, на ней самой лежит пятно позора. Это она понимала своим детским, вдруг разом повзрослевшим умом.

Гости, поблагодарив хозяев за хлеб-соль, собрались в дорогу. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Маша выскочила во двор вслед за своим первым любовником.

— Ваня, ты же обещал…

— Садись! — открыл дверь кабины Вано. — Залезай!

Когда дед вышел на крыльцо, БТР уже выехал на дорогу.

Маша, дичась, сидела в кабине. Мысли путались в ее детской головке, но она твердо знала одно: назад в село ей пути нет.

Вано понимал ее чувства — он, мучивший ее ночью, думал, как искупить свою вину. Когда БТР остановился на станции, Вано взял Машу за руку и подвел к вислоусому проводнику пассажирского вагона. Сунул ему смятые сторублевки:

— Вот девочка. Доставь ее до Грозного. У меня там отец живет. Дашь ей в пути чаю и сухарей, не обеднеешь.

— Доставим в лучшем виде, — осклабился проводник и поднял Машу на ступеньку.

Маша безвылазно сидела в служебном купе и смотрела в окошко на проплывающие пейзажи. На вопросы любопытного проводника не отвечала.

— Прошлась бы, Маша, по вагону, что ли. Ноги размяла бы, а то затекут, — предложил проводник.

Она отрицательно покачала головой. Ей было стыдно. Казалось, что каждому известно о том, что с ней произошло ночью.

…В Грозном отца Вано Маша не нашла и стала проституткой. Потом началась война. Все русскоязычное население покинуло Чечню. Девочка добралась до Москвы, прибилась к стае таких же маленьких товарок. Ночевали они в подвалах, зимой грелись у труб теплотрассы и вентиляционных решеток метро. Подворовывали, пристрастились к наркотикам.

Все, что Маше удавалось заработать, она тратила на зелье.

В Москве ее несколько раз вылавливали во время милицейской облавы, помещали в детский приемник, пытались взять на попечение разные благотворительные организации, однако Маша каждый раз убегала. И дело было вовсе не в стремлении к свободе. Просто она понимала, что за стенами интерната ей придется распрощаться с «феней», а это было выше ее сил.