— Рожай, и никаких гвоздей! — сказала она Клеопатре.
— Ты же знаешь, как все получилось… — начала было та, но подруга перебила:
— Да знаю я все. И скажу тебе так: кто отец ребенка — для женщины не имеет никакого значения.
— Он пропойца, наркоман…
— Да ты сама, голубушка, в прошлом наркоманка. Забыла, что ли?
— Нинель, я имею в виду наследственность…
— А я твою наследственность имею в виду! Знаешь, как за последнее время шагнула вперед медицина? Почистят гены твоему ребеночку, как новенькие будут.
— Нинель, ну что ты несешь.
— Знаю, что несу. За деньги тебе что хошь сделают. Возьмешь за бока своего армяшку жирного…
— Какого армяшку? — Клеопатра сделал вид, что не понимает, о ком речь.
— Ну, этого, который к тебе иногда шастает… Он ведь банкир?
— Откуда ты знаешь? — удивилась Клеопатра.
— Я многое знаю, девочка, — подмигнула ей Нинель.
В общем, Клеопатра решила рожать.
Залесская перевела Зулейку Ильину на щадящий режим. Ее поместили в отделение для беременных, которое никогда не пустовало. Молодые зэчки любыми способами пытались забеременеть, чтобы облегчить свое положение. Заключенной с грудным ребенком по закону полагались различные послабления и льготы, при особых обстоятельствах — вплоть до досрочного освобождения.
Трудно описать чувства, охватившие Алексея Ильина, когда тот узнал от нее всю правду. В конечном итоге он одобрил решение Клеопатры.
Для свидания Залесская предоставила им служебную жилплощадь. Это была вполне приличная квартира, с холодильником, японским телевизором, ковром на полу в гостиной, правда, выцветшим.
Алексей изголодался по жене: с капризной Ангелиной у него вышла серьезная размолвка, и буфетчица отказала ему в доступе к телу. Ильин даже обрадовался этому. И вот встреча с женой.
Однако в постели Клеопатра вела себя скованно.
— Ладно, мать. Пора под прошлым подвести черту, — решительно сказал Алексей. — В конце концов, все могло кончиться гораздо хуже.