Влюбленные женщины

– Доктор хотел бы с вами переговорить, мистер Крич, – сказала она низким, едва слышным голосом.

– Доктор! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Где он?

– Он в столовой.

– Скажите ему, что я сейчас приду.

Он залпом допил кофе и пошел за сиделкой, которая растворилась, словно тень.

– Что это была за сиделка? – спросила Гудрун.

– Мисс Инглис – она мне больше всего нравится, – ответила Винифред.

Через некоторое время Джеральд вернулся, он казался озабоченным собственными мыслями и в нем чувствовалась та напряженность и отстраненность, которая свойственна слегка подвыпившему человеку. Он не сказал, зачем он понадобился доктору, но встал перед камином, сложив руки за спиной и его лицо было просветленным, и даже каким-то экзальтированным. Он не то чтобы думал – он просто застыл в чистом напряжении внутри себя, и мысли беспорядочно проносились в его разуме.

– Мне нужно пойти повидать мамочку, – сказала Винифред, – и повидать папочку, прежде чем он уснет.

Она пожелала им обоим доброй ночи.

Гудрун также встала и собралась уходить.

– Ты ведь еще не уходишь, да? – спросил Джеральд, быстро взглянув на часы. – Еще рано. Я провожу тебя, когда ты пойдешь. Садись, не убегай.

Гудрун села, словно хотя он и витал мыслями где-то далеко, его воля подчинила ее себе. Она чувствовала себя почти загипнотизированной. Он был незнакомцем для нее, чем-то непознанным. О чем он думал, что чувствовал, стоя там с таким отрешенным видом и ничего не говоря? Он удерживал ее – она чувствовала это. Он не отпустит ее. Она смотрела на него, смиренно подчиняясь.

– Доктор сказал тебе что-нибудь новое? – через некоторое время мягко спросила она с тем нежным, робким сочувствием, которое затронуло тонкую нить в его сердце. Он приподнял брови в пренебрежительном, безразличном выражении.

– Нет, ничего нового, – ответил он, словно этот вопрос был совершенно обычным, тривиальным. – Он говорит, что пульс очень слаб, что он очень прерывист. Но это ничего еще не значит, ты и сама знаешь.

Он посмотрел на нее. Ее глаза были темными, мягкими, распахнутыми, в них было растеранное выражение, которое всколыхнуло в нем волну возбуждения.

– Нет, – через какое-то время пробормотала она. – Я в этом ничего не понимаю.

– Как и я, – сказал он. – Знаешь, не хочешь ли закурить? – давай!

Он быстро достал портсигар и протянул ей зажженную спичку. Затем он вновь встал перед ней возле камина.

– Да, – сказал он, – в нашем доме до болезни отца никто никогда особенно не болел.