Она только что оправилась от происшедшей сцены с графом Владимиром Петровичем, и, конечно, эта сцена не могла хорошо повлиять на расположение ее духа.
— Чем могу служить? — спросила она, жестом указав на кресло и садясь сама на диван в гостиной.
Караулов сделал вид, что не заметил ее приглашения и остался стоять.
— Могу я видеть графа Белавина?
— Его нет дома.
— Как нет дома, когда мне вчера сказали, что он болен…
— Действительно, он был болен, но сегодня вышел в первый раз.
— И это правда?
— Милостивый государь!..
— Получал ли он за это время письма и телеграммы?..
— Доктор запретил ему передавать их.
— Но теперь, по выздоровлении, надеюсь ему их подали?..
— Это похоже на допрос, милостивый государь…
Федор Дмитриевич понял все и холодно, почти резко отвечал:
— Я не скрываю, что это допрос, виновных всегда допрашивают, а я считаю вас виновной.
Она встала с жестом протеста, но он, не обратив на это внимания, продолжал:
— Теперь мне совершенно ясны причины упорного молчания графа на письма и телеграммы его жены о тяжкой болезни его дочери… Они были скрыты вами… Вы глубоко виноваты перед человеком, который вам доверился, и вы ответите за это перед Богом…
Он холодно поклонился и вышел.
Вернувшись домой, он узнал от своего лакея, что без него был граф Белавин и, отправившись домой, просил его тотчас же приехать к нему.
Караулов, не снимая пальто, тотчас же поехал обратно к графу.