Роман женщины

22
18
20
22
24
26
28
30

Леон думал иначе; как только она сделалась женою де Бриона, он сказал себе: «Теперь немного осталось для меня надежд, а между тем, не нужно предаваться унынию». Юлия употребляла все средства, чтобы поддержать в нем и эту любовь, и воспоминание о предмете, пробудившем ее, и делала это так искусно, что маркиз сам, казалось, не мог точно понять, что она говорит о г-же де Брион. А между тем, Леон начинал ненавидеть Эмануила, который казался ему и слишком уверенным в своем счастье, и слишком доверчивым, и более того, вследствие ненависти к ее мужу он ухаживал за Мари. Леон разговаривал иногда с нею, Мари обращалась с ним с таким искренним радушием, с такой очаровательной наивностью, что он невольно говорил себе: надежда на любовь этой женщины будет безумием; заставить же любить себя — низостью; и он вооружился твердой волей не думать о ней.

К несчастью, в жизни де Грижа было много праздных часов. Юлия повторяла ему беспрестанно о своей любви и предлагала ему — зная наперед, что он откажется от ее предложения, — удалиться от света и поселиться в каком-нибудь уединенном поэтическом уголке; но Леон сознавал, что жизнь его не могла слиться с жизнью такой женщины. Он, жалея бросить Юлию, невольно впадал в такие рассуждения: «Эта бедная женщина, оклеветанная всеми и даже мною, ибо я никогда не пропускал случая поглумиться над нею, — отдалась мне, чтобы развлечь меня, чтобы избавить меня от впервые посетившего меня горя; она полюбила меня… Неужели же я могу отплатить ей за это забвением? Да и что я буду делать потом? Жизнь, какую я веду с нею, не единственная ли в моем положении, в которой еще хоть сколько-нибудь проглядывает счастье?»…

Рассуждая таким образом, Леон не мог не сознавать, что счастье на самом деле было далеко от этой ненатуральной жизни. В несколько мгновений, в которые он надеялся получить руку Мари, чувства, вспыхнувшие в груди его, были совсем не похожи на те, которые он испытывал и которые показали ему иное существование, сулящее иное счастье. Тогда он заглянул в свое прошедшее и сознался, что оно было печально и бесцветно. И подумал он: «К чему все это?» Уносясь мыслью в будущее, он рисовал себе в воображении жизнь светлую и спокойную. Как путник, сбившийся с дороги, усталый от восхождений и спусков по скалистым горам, он заметил, что есть другая дорога, лежащая по тенистому берегу прозрачного ручья, и, к счастью, еще не ушло время, он еще может подойти и выкупаться в прозрачных струях этой воды, чтоб освежить и возобновить бесполезно потраченные силы в утомительном и скучном путешествии.

Невозможность осуществить мечту любви к Мари не уничтожила, однако, в уме де Грижа этого образа мыслей. Начав подозревать возможность счастья, он не мог не верить в его возможность. Он стал ревностно отыскивать этот уголок неба, который мелькнул ему на одно мгновение: но он не оставлял Юлии, думая бросить ее, лишь только мечта его начнет осуществляться. Леон походил на принца, возвращающегося в свой родной замок и принужденного на пути останавливаться в грязных трактирах. Когда он увидел Мари счастливою с Эмануилом, любимую и любящую, он невольно спросил себя: нет ли возможности перенести на другое существо те чувства, которые возбудила она в его сердце, и постараться осуществить эту мечту с другой девушкой? И он искал эту другую, но ни в одной из них не находил того, что так влекло его в г-же де Брион.

«Нечего делать, — думал он. — А кажется, лучшая половина моего сердца против воли моей принадлежит этой женщине. Мне не суждено было сделаться ее мужем, я не могу быть ее любовником, но я хочу воспользоваться тем, что она в состоянии дать мне, — я буду ее другом».

Эмануил и Мари, будучи оба одинаково благородны, приняли эту дружбу, и Леон, высказав откровенно свои чувства обоим супругам, принимался ими с таким радушием, которое встречается только у открытых и великодушных натур. Между тем, Леон, воображая возбудить ревность, ни слова не говорил об этом Юлии, и потому-то скрывал от нее свои визиты к г-же де Брион и даже к г-же д’Ерми, которой он очень нравился, и, если бы она захотела изменить свою жизнь, то, нет сомнения, барон имел бы основание жаловаться на молодого маркиза.

Юлия все видела, все знала, но не говорила ни слова; она поклялась заставить маркиза дорого поплатиться за это странное положение, в которое он думал ее поставить.

III

Когда Леон оставлял г-жу де Брион и возвращался к Ловели, когда он сравнивал эти два столь противоположных существа и спрашивал себя, отчего Бог не хотел отдать ему одну и отчего судьба отдала его другой, ему становилось невыносимо грустно. И потом, не смея воротиться к Мари, не желая оставаться с Юлией, он удалялся, чтобы не расставаться со своей думой. Однако Юлия поняла, что если такое положение дел продолжится, то она легко может быть брошена Леоном, и тогда связь ее с ним внезапно разрушится, связь, обратившаяся уже в поговорку у парижской молодежи, которая говорила: «Влюблен, как Леон, и верна, как Юлия!»

Отлучки маркиза становились день ото дня продолжительнее, так что она решилась наконец принять против этого строгие меры. Сцена ревности не была лишней — и она привела ее в исполнение.

— Леон, — говорила она, — с некоторого времени вы стали забывать меня. Вы не любите меня? В таком случае скажите лучше прямо.

Хитрая фраза, изобретенная женщинами, на которую нет другого ответа как уверение в любви.

— Какая причина не любить вас, Юлия? — отвечал Леон.

— Вы почти не бываете у меня… где вы проводите время?

— В клубе.

— Так вы меняете меня на игру?

— Вовсе нет; но я боюсь наскучить вам постоянным присутствием. Вы — исключительная женщина: вам необходима любовь, но любовь не надоедающая; нежничанье не в вашем вкусе…

— Говоря иначе: у меня менее сердца, чем у других женщин, — перебила она.

— Я вовсе не хотел этого сказать.

— Но я поняла так; а так как у меня есть способность угадывать то, что от меня скрывают, то и на этот раз я уверена, что вы имеете другие связи…