— Клянусь тебе, это неправда!
— Ну так любите другую.
— И это вздор.
— Быть может, г-жу де Брион?
— Вот выдумала.
— О, как я была глупа, — воскликнула Юлия, — дав мысль вам возобновить знакомство с этим человеком! Он, верно, наговорил вам обо мне много дурного — не так ли? Что я не стою любви, что я пропащая женщина; а вы, любя его жену, имеете двойное основание верить его словам. Ну сознайтесь, я угадала истину?
— Де Брион ни разу даже не произнес вашего имени…
— Это еще унизительнее. Вы можете уверять меня, что вы не влюблены в его жену?
— Даже клянусь…
— Отчего вы не ухаживаете за нею?
— Потому что я слишком редко ее вижу.
— Берегитесь, друг мой. Я люблю вас — люблю как никого до сих пор не любила, но если вы обманете меня с нею — я уничтожу ее. Я верна в любви, но неумолима в моей ненависти. Еще есть время, если вы не любите меня, если любовь к другой живет в вашем сердце, скажите мне лучше откровенно; я протяну вам руку, мы будем друзьями — и этим все кончится…
— Повторяю вам, Юлия, ваше предположение не имеет основания, вы сумасшествуете, я люблю вас.
Надо отдать справедливость Леону: если бы даже он и имел успех в любви к г-же де Брион, то не только не признался бы в нем Юлии, но употребил бы все меры, чтобы скрыть его как от нее, так и от целого света.
«Теперь нас трое», — подумала Юлия и в тот же вечер принялась действовать. О, она видела или, лучше сказать, предчувствовала многое. Развалившись в карете, она приехала к Леону, который, оставив ее после обеда, отправился в оперу, куда она отказалась ехать.
— Г-н де Гриж у себя? — спросила она у привратника.
— Нет.
— А его человек дома?
— Да.
— Флорентин, — сказала она слуге де Грижа, — сколько ты получаешь жалованья?