По требованию, или Люкс для новобрачных

– Сэр, они же не хотели… – начала я, но Чейз оборвал меня резким, как удар хлыста, голосом.

– Вы тоже. Собирайте вещи, и вон отсюда.

Я пошатнулась, раскрыла рот, однако целую вечность не могла выжать ни слова.

– Вы… серьезно?

– Вполне. Убирайтесь, пока я не вызвал охрану.

– Но я думала!.. У нас с вами!.. Ну, понимаете!.. Вы и я! – Почему-то все мои фразы разбивались на короткие восклицания.

– Я знаю, что вы думали. – Длинный палец Чейза застыл над кнопкой селектора внутренней связи. – Вызвать охрану или уйдете добровольно?

Я уйти не могла. Не соображая, что к чему, я рухнула на ковер и забилась в истерике.

«Сейчас к двери поволокут», – подумала я, когда на плечо мне легла рука.

Впрочем, ее обладатель и не думал меня волочь. Он заговорил с Чейзом. Сперва я не прислушивалась, потому что рыдала навзрыд, но сообразив, что это голос Ллойда, навострила уши.

– …ваша последняя надежда? Если так, чести это вам не делает.

– Убирайтесь, Эллисон. Я не намерен обсуждать свои дела с барменом.

– Наслаждайтесь последними минутами в кресле управляющего, Чейз. Софи задержится здесь куда дольше вашего.

– Вон! Вон отсюда!

Ни разу не слышала, чтобы Чейз так вопил. Поэтому, забыв о собственных муках, я поддалась любопытству и подняла голову. Лицо Чейза, обычно невозмутимое, превратилось в маску животного страха. В уголке рта лопались пузырьки слюны. Чейз так отчаянно жал на тревожную кнопку, что она могла сломаться в любую секунду.

Ллойд повел меня в фойе, но у самой двери остановился для последнего удара.

– Пожалуй, я сам газетчикам позвоню. Есть у меня для них любопытнейшая историйка.

Чейз швырнул в него пресс-папье, едва не угодив в голову. Мы с Ллойдом выбежали из кабинета и скорее в бар. Мимо кожаных банкеток, стойки с мраморным верхом и стильных рождественских украшений гуру коктейлей тащил меня на склад. Там мы уселись на пол, прижавшись к башне ящиков с винными бутылками. Ллойд обнимал меня, а я рыдала у него на плече.

Когда рукав Ллойда промок насквозь, а мои слезные каналы превратились в пустыню Сахару, я повернула к нему опухшее лицо.

– В чем дело?