Спальня, в которой ты, он и я

– Перестань, пожалуйста, – рассмеялась я. – Когда ты так делаешь, мне в самом деле кажется, что передо мной не ты, а он.

Чтобы скоротать время и заглушить мрачные мысли, я откинула столик, крепившийся к спинке переднего сиденья, и стала чертить план маршрута пешей прогулки по Парижу, которую накануне мы совершили с Луи: начиная от улицы Тур-де-Дам, потом улица Ларошфуко, затем налево, на улицу Шапталь, потом улица Бланш и, наконец, церковь Святой Троицы невдалеке…

Посмотри, как забавно: получается буква «э».

Заметив эту странность, я насторожилась, но мысленно продолжила нашу прогулку: улица Сен-Лазар, к востоку, потом улица Тэтбу к северу, прежде чем описать круг в Орлеанском сквере и вернуться на старое место по улице Сен-Лазар…

Не может быть, теперь нарисовалась «л»!

Совпадение не могло оказаться случайным, пусть маршрут нашего похода, нарисованный мной от руки, отражал приблизительное направление, ошибки не было – все буквы моего уменьшительного имени прорисовывались четко и явственно. Мы вернулись по улице Ля Брийер, потом пересекли элегантную площадь Сен-Жорж и дошли до церкви Нотр-Дам-де-Лорет, где спустились в метро, чтобы добраться до улицы Друо. Так появился «мягкий знак». Чтобы подтвердить предположение, я взяла толстый фломастер и нарисовала буквы, следуя пройденному пути. «Эль»… Ни мое воображение, ни душевные переживания не могли стать причиной этого явления. Только Луи знал в точности, какой витиеватый маршрут, шаг за шагом, мы выберем по улицам Новых Афин. Ему было мало положить к моим ногам город и его историю, он хотел вписать мою судьбу в его портрет, оставить мои следы на его камнях, словно я в свою очередь стала одной из тех героинь, о любовных похождениях которых он так подробно рассказал.

Громкий усиливающийся свист и после этого резкий хлопок от перепада давления ознаменовал выход из туннеля под Ла-Маншем, положив конец моим размышлениям. Это уж было слишком. Только теперь я поняла его замысел: по примеру авторов эпохи романтизма, на основе их эстетики символизма, он насадил повсюду вокруг меня «символический лес», то есть пространство, усеянное знаками, совпадениями, намеками, и все ради того, чтобы сделать меня своей пленницей, так, чтобы, куда бы я ни кинула взгляд, что бы ни привлекло мое внимание – повсюду я видела его и думала о нем.

Добавив к этим знакам общепринятые и пошлые намеки, неизбежно направляющие мои думы исключительно в русло помыслов о сексе: туннель, леденцы на палочке, два шарика мороженого в вафельном рожке, рождественское полено, ростки спаржи, треугольники, обращенные острой стороной вниз, повисшие грозди бананов или банан, очищенный от кожуры сверху вниз, длинные изогнутые огурцы из теплицы, шампиньоны, спелые абрикосы с потрескавшейся кожицей, шланг брандспойта, выпуклые пестики некоторых цветов и так далее.

Есть также и слова, в дополнение к предыдущему списку, употребляемые в своем прямом значении: мошонка, пенис, киска, член, конец, щель, волосики, впихнуть, перепихнуться, сосать, лизать, трахать, лобзать, тискать, кончить…

(Продолжение предыдущего послания).

(Написано незнакомым почерком 08/06/2009.)

Я уже не спала к этому времени, но не открывала глаза до конца путешествия, из опасения, что Дэвид, оторвав взгляд от экрана компьютера, заметит выражение тревоги у меня на лице. Я старалась не двигаться и мысленно делала усилия, чтобы заново соткать невидимую нить между собой и человеком в соседнем кресле, используя верное средство, которому обучила меня Соня, увлекавшаяся когда-то восточной философией и медитацией: надо было тысячу раз повторять одно и то же: «Я люблю тебя. Мне так жаль! Умоляю тебя простить меня. Благодарю». Это заклинание, повторенное бесчисленное количество раз, должно, по утверждению адептов учения, освободить наши чувства от вредоносных мыслей и примирить нас с самими собой.

В итоге я прибыла в британскую столицу в состоянии транса, с почти помутненным сознанием. Дэвид, уже с мобильником у уха, говоривший по-английски бегло и почти без акцента, ничего не заметил. Он высадил меня у гостиницы «Савойя», одной из самых фешенебельных в Лондоне. Уложенные в шахматном порядке на полу в холле мраморные плиты разного цвета чем-то напоминали прихожую особняка Дюшенуа. Он тут же уехал по делам, запечатлев у меня на лбу невинный поцелуй:

– Отдохни хорошенько, darling. Если тебе что-нибудь будет нужно, попроси портье соединить тебя с Кливом. Это самый лучший из британцев, настоящий оxbridge[12], ты не найдешь галантнее кавалера, хоть умри!

– Ты его знаешь?

– С пятнадцати лет, дорогая. Они переехали сюда, когда мои родители еще были живы. Он с радостью услужит тебе.

– Хорошо, спасибо.

– Ну, все. Мне пора. Увидимся завтра.

Клив со своим усердием действительно оказался выше всяких похвал. Сначала этот усач с пушистыми бакенбардами отвел меня в лучший спа-центр и в самый модный салон красоты. После этого он взял напрокат машину в отеле и отправил меня на целый день кататься по магазинам. В каждом на меня нападали услужливые продавцы, готовые исполнять все мои прихоти, а у меня не было других забот, кроме как тратить пока еще чужие деньги. Мне срочно нужно было наполнить свой гардероб шмотками, добавив их к тем вещам, которыми на первых порах снабдила меня – и за какую цену, заметим! – Ребекка. Великолепная Алиса подсказала пару идей относительно требований к одежде, предъявляемых у них на телеканале. И тут следует отдать должное моему любимому мужчине и строгому начальнику. Дэвид не только хотел доставить мне удовольствие, предоставляя возможность накупить много хороших вещей, он рассматривал эти расходы как своего рода вложение в бизнес, что, без сомнения, было вполне разумно.

К четырем часам пополудни Уилл, мой шофер, высадил меня недалеко от «Савойи», а сам вернулся с моими покупками в гостиницу и отнес их в нашу комнату. Оттуда их прямиком направят в Париж, к нам домой. В этих заведениях такого рода услуги практикуются только по отношению к привилегированным постояльцам с отличной репутацией. А мне в тот момент необходим был глоток свободы и свежего воздуха.