– Осталось холодное рагу с мясом и овощами, если хочешь. Или могу сделать салат с картошкой.
– Салат подойдет.
Только сев за стол и воткнув вилку в картофельные кубики, политые горчицей и посыпанные мелко порубленным яйцом, я немного отдышалась и смогла обратить внимание на то, что мама с трудом говорит и тяжело дышит, хуже, чем обычно. Самочувствие ее ухудшилось, это очевидно, но она, тем не менее, старалась казаться веселой.
– Посмотри-ка, что мне принесли сегодня!
Она вышла в гостиную и скоро вернулась, держа в руках вазу с роскошным букетом полевых цветов.
– Подожди, это еще не все…
Она показала мне большущую коробку печенья бледно-зеленого цвета с золотистой окантовочкой, которую я тут же узнала.
– Овсяное печенье? – с придыханием воскликнула я.
– Пятьдесят штук, свежайшие!
– Это же твои любимые…
– Да!
Она сияла, как юная девушка, получившая пакетик конфет ко дню окончания школы.
– Ты знаешь, от кого? Визитка была приложена?
– Нет, ничего. Но, кажется, я догадываюсь…
Она хитро улыбнулась, глядя мне прямо в глаза, и я тоже поняла, о ком идет речь: Дэвид. Как ему удается быть таким душкой? И даже более того. Видимо, я как-то упомянула в разговоре с ним о маминых вкусах, совершенно случайно, безо всяких намеков, а он решил побаловать ее. Он, наверное, не хотел вступать с ней в прямой контакт против моей воли, чтобы не огорчать меня, но знак внимания по отношению к матери невесты за десять дней до свадьбы имел под собой лишь одно разумное объяснение: ускорить момент официального представления, которое из-за меня все откладывалось и откладывалось. Я схватила мобильник и стала набирать эсэмэску, чтобы поблагодарить его:
Спасибо за цветы и печенье. Мама на седьмом небе. Я люблю тебя.
Меньше чем через минуту я получила ответ:
Я тоже тебя люблю. Но цветы? Я тут ни при чем. У твоей мамы, наверное, есть другой поклонник!
Луи! А кто еще это мог быть? Только не Фред. И уж конечно, не ее сосед, старый развратник, который когда-то, сто лет назад, положил глаз на наш домик.
Луи проявляет недюжинные способности внедряться во все, что касается моей жизни, в любую мелочь, в любую сферу, только ему могло прийти это в голову. Мимолетная радость, которую он доставил Мод своим неожиданным подарком, сама по себе была бесценна. По этой причине я не могла поставить странный поступок ему в упрек. И он, коварный, вне сомнений, знал об этом: сквозь нее он сжимал своей тонкой рукой с холодными пальцами мое сердце.