Марион Фай

— Я думал также, что это, может быть, лучшее средство тронуть ваше холодное сердце.

— Холодное! Не думаю, чтоб мое сердце было холоднее чьего бы то ни было.

— Ах, если бы ты еще раз согрела его для меня!

— Бедный Сэм! — сказала Клара, поднося платок к глазам.

— Почему он беднее меня? Я был первый. Во всяком случае я был раньше его.

— Ничего я не знаю, ни первых, ни последних, — сказала Клара, в то время, как тени различных Банко проносились перед ее глазами.

— А что до него касается, какое право имеет он думать о какой бы то ни было девушке? Он — жалкое существо, у него не хватит средств, чтоб доставить жене кровать, на которую она могла бы прилечь. Он так хвастал гражданской службой правительству ее величества, а гражданская-то служба дала ему по шапке.

— Нет еще, Даниэль.

— Дала. Я счел долгом расследовать; сэр Бореас Бодкин сегодня отдал приказ: «Отрешить. Б. Б.» Я знаю людей, которые видели эти самые слова, внесенные в штрафную книгу почтамта.

— Бедный Сэм!

— Уничтожил крайне важные бумаги! Чего другого мог он ожидать? А теперь у него гроша за душой нет.

— 120 фунтов в год не такая уж сумма, Даниэль.

— Мистер Фай еще на днях говорил, что если я женюсь и остепенюсь, мне дадут прибавку.

— Ты слишком любишь таверну «Герцогини», Даниэль.

— Нет, Клара, нет; я это отрицаю. Спроси мистрисс Гримлей, из-за чего я так часто бываю так. Если б у меня был свой уютный уголок, где та, кого я люблю, сидела бы против меня у камина, может быть с ребенком на руках… — Триббльдэль, говоря это, смотрел на нее во все глаза.

— Господи! Даниэль, что ты такое говоришь!

— Я никогда бы не пошел ни к какой «Герцогине», ни в какому «Маркизу Гранби», ни к какому «Ангелу». — Все это были таверны, скученные по близости от Парадиз-Роу. — Тогда меня никуда бы не тянуло, кроме той комнаты, где находились бы эта молодая женщина и этот ребенок.

— Даниэль, ты всегда был силен в поэзии.

— Испытай меня и увидишь, что это реальнейшая проза. Говорю тебе — испытай.

Тут Клара уже была в его объятиях, слово было все равно что дано. Крокер, без всякого сомнения, был отрешен от должности, а если и нет, то показал себя недостойным. Чего можно было ожидать от мужа, который способен был разорвать целую кипу официальных бумаг? Кроме того, Даниэль Триббльдэль выказал романическое постоянство, которое, конечно, заслуживало награды. Клара поняла, что джин с водой истреблялся изо дня в день ради ее. И квартира, и часы, и фисгармоника — все было готово.