— Кончено! Отчего кончено?
— Вам уже сказали, что все кончено.
— Это говорилось, когда весь Парадиз-Роу уверял, что меня отрешат. Тогда это имело смысл, хотя, может быть, девушка могла бы и подождать, пока человек опять встанет на ноги.
— Ждать не особенно приятно, мистер Крокер, когда девушка беззащитна.
— Но я вовсе не отрешен, ждать нет надобности. Я думал, что вы страдаете так же как и я, а потому я прямо и прибежал к вам.
— Я и страдала, Сэм. Никто не знает, что я выстрадала.
— Но теперь все обойдется? — Клара покачала головой. — Неужели вы хотите сказать, что Триббльдэль был здесь и уже сбил вас с толку?
— Я хорошо знала мистера Триббльдэля прежде, чем познакомилась с вами, Сэм.
— Сколько раз вы при мне называли его жалкой дрянью?
— Никогда, Крокер, никогда. Такое слово никогда не срывалось у меня с языка.
— Так что-то совершенно в том же роде.
— Я, может быть, сказала, что ему недостает удали, хотя я этого не помню. Но если б и так, что ж из этого?
— Вы презирали его.
— Нет, Крокер. Вот я презираю человека, который разрывает бумаги ее величества. Триббльдэль никогда ничего не разорвал в конторе, кроме того, что разорвать следовало. Триббльдэля никогда не выгоняли чуть не на две недели, так чтоб он не смел показаться в конторе. Триббльдэль не заставил всех себя возненавидеть.
— Кто ж меня-то ненавидит?
— Мистер Джирнингэм, Роден, сэр Бореас, Боббин. — Она запомнила все их имена. — Как могут они не ненавидеть человека, который рвет бумаги! И я вас ненавижу.
— Клара!
— Ненавижу. Как смели вы сказать, что я употребляла такое неприличное выражение? Знаете, что я вам скажу, мистер Крокер, — можете себе отправляться. Я обещала быть женой Даниила Триббльдэля, и вам неприлично стоять здесь и разговаривать с молодой девушкой, которая невеста другого.
— И этим все и кончится?
— Надеюсь, мистер Крокер.