— Всё нормально.
Я демонстративно касаюсь пальцем липкой, влажной раны и, конечно, на коже отпечатывается красный кружок. Валентин смотрит на меня, как на идиота.
— Давай-ка деда наберу и сцыганю аптечку.
Из барака вываливаются классы, на узком настиле возникает пробка.
— Не надо никому звонить, — прошу я и, уступая дорогу Шупарской, едва не падаю. — Блин!
Валентин отмахивается, достаёт телефон, и на миг хочется принять эту помощь. Расслабиться, успокоиться, дать другу позаботиться о себе. Но потом Валентин поднимает взгляд — колючий, насмешливый взгляд человека, который делает что-то специально, назло. Который не помогает, а тревожит, беспокоит, бередит.
К моему горлу подступает раздражение:
— Ты себя видел? В гроб краше кладут.
— Мне поможет только опохмел. — Валентин подносит телефон к уху. — А тебе нужно промыть… перевязать. Что там делают? И не шататься со всякими рептилиями.
— Слушай, чё ты надоедаешь?
Лицо Валентина серьёзнеет, и рука с телефоном приопускается. Коваль и Олеся, которые фотографируются поодаль, оглядываются на нас.
Похоже, мой голос звучит громче, чем надо.
— Я, вроде как, помогаю, — с обидой отвечает Валентин.
— Если мне понадобится помощь от человека, который называет людей «рептилиями», я сообщу.
Валентин отшатывается и смущённо глядит по сторонам. Я шагаю прочь.
Сухая дорожка петляет, кроссовки окружает вода — проникает сквозь дырочки для шнурков, бежит ледяными змейками по стопе. На душе неуютно и гадко. Зачем я сорвался на Валентина? Туповатый, злобный десятиклассник с дырой в боку, который не понимает, что творит с жизнью.
Зато десятиклассник нашёл Диану. Хоть что-то сделал правильно.
Следующие минут двадцать проходят в поисках сортира, и он обнаруживается ближе в церкви, на самом краю болот. Типичный сельский туалет, где белеет рулон жёсткой, как наждак, бумаги, воняет сероводородом и бледно светит галогеновый фонарик на липучке.
Я забиваю брезгливость подальше: снимаю рубашку и аккуратно-аккуратно отлепляю бинты, которые вчера накрутил. С каждым слоем багряное пятно на белой ткани вырастает, отдирается все болезненнее, с большим трудом. Набегает страх. Наконец призрачный свет галогенки озаряет катастрофу: края пореза вспухли, вместе с кровью сочится прозрачная жидкость.
Кажется, идея Дианы прижечь рану, как учил дедушка Рэмбо, была неплоха.
ebooksa