Работница покашливает, привлекая моё внимание, и вопросительно изгибает подкрашенную бровь.
Чёрные брови, красные губы. Красные ногти. Ради свидания она, что ли, так наштукатурилась?
Внутри меня зарождается чувство неловкости, неуместности — что я мешаю людям, занимаю их время, — но неловкость тут же сменяет удивление: неужели какой-то мужчина считает эту почтовичку достаточно красивой и молодой для романтики и всего такого?
Она же старая. Она нереально старая.
— Раствор этановой кислоты, — решение медленно, тяжело всплывает с глубоководья памяти. — Пропитать. Промокнуть салфетками. Прогладить утюгом.
Женщина моргает. В глазах за треугольными очками проступает немая, бессильная злость.
— И сколько этого ждать? До утра? До лета?
Я смотрю на часы. 6:22. На работницу.
Во сколько у неё свидание? В 19:00? В 20:00? Почтовичка отпросилась, чтобы уйти пораньше, или побежит сразу после закрытия отделения? Или неведомый мужик сам зайдёт за ней?
На меня-то чего злиться?
— Там статья про мою маму. Она пропала…
В эту секунду я себя ненавижу, но лицо работницы расслабляется, и мелькает не то жалость, не то сочувствие. Женщина натужно вбирает губами воздух и копипастит мой рецепт в трубку. Слушает ответ.
— Спрашивают, какая ещё «этановая кислота».
Я открываю рот… и со стыдом понимаю, что не знаю. Точнее, знаю, но забыл. Потерял в том склепе разума, где мумифицируются неиспользуемые знания, воспоминания и мечты.
Щёки горят, под мышками намокает. Я судорожно лезу в телефон, в поиск.
— Уксус! Обычный уксус.
Работница эхом повторяет «Уксус. Обычный уксус» в трубку, достаёт сумочку, из сумочки — салфетку и стирает с губ помаду — одним отточенным, жестоким движением.
Господи, как стыдно. Как неловко, как гадко, как…
Скажи. Скажи, чтобы она бежала на своё свидание, чтобы не уничтожала зря эту хрупкую, искусственную красоту. Её и так слишком мало осталось. Её всегда мало, её всегда не поймать.
Я открываю рот, но прежде, чем слова стыкуются в правильную фразу, почтовичка сообщает вердикт:
ebooksa