— Я там мюнхенские колбаски пожарил. И оставил денег на холодильнике. Ты помнишь, что меня не будет?
— Я не голоден.
Мой желудок, точно в протест, оглушительно урчит.
— Ты Диану видел? — спрашивает батя неловко.
— Чё? — удивляюсь я.
— Ей нужны деньги? Ты ей предложил у нас пожить?
Не зная, как реагировать, я хихикаю. Откуда подобная забота?
Исподволь проникает чувство вины: что не сообразил, что вообще не подумал отвести Диану к нам. Хотя с её гордостью…
— Пап, мы с ней… мы сами разберёмся.
За дверью возникает пауза.
— Так ты предложил?
— Пап!
Пауза повторяется.
— У тебя всё в порядке? — спрашивает он медленно, вкрадчиво. Так войска топают в обход, когда не пробиваются по центру.
— Я не голоден.
— Почему в аптечке копался?
Ладони покрываются потом, будто у преступника на допросе.
— Можно не говорить при посторонних про мои прыщи?..
— Так… — Батя прочищает горло. — Так… а с учёбой?
Вот куда двигались войска.