Жена между нами,

22
18
20
22
24
26
28
30

* * *

Трагедия начала разворачиваться прекрасным осенним днем, тогда тоже был октябрь. Я была совсем юной, мой последний год в университете только начался. Невыносимый зной флоридского лета сменился мягким теплом; девочки из моего женского сообщества ходили в легких платьях или майках и шортах с надписью «ЧИ ОМЕГА» на заднице. Наш дом бурлил радостной энергией – после заката должна была начаться инициация новых членов сообщества. Будучи организатором мероприятий, я занималась желе-шотами, повязками на глаза, свечами и ночным купанием в океане в качестве финального сюрприза.

Но проснулась я совершенно без сил; меня тошнило. Я вяло жевала овсяный батончик по дороге на семинар по раннему развитию. Открыв ежедневник на пружинке, чтобы записать задание на следующую неделю, я замерла с карандашом в руке, внезапно осознав: месячные задерживаются. Я не болею. Я беременна.

Когда я наконец подняла голову, студенты уже собрались и выходили из аудитории. Шок поглотил несколько минут.

Я прогуляла следующий семинар и пошла в аптеку на границе кампуса. Купила пачку жвачки, журнал «Пипл», несколько ручек и тест на беременность, как будто это был просто очередной пункт в списке покупок. Рядом был «Макдоналдс», и я побежала в туалет и закрылась в кабинке, слушая, как две девочки лет двенадцати причесываются, глядя на себя в зеркало и обсуждая концерт Бритни Спирс, на который они собирались пойти. Знак плюс подтвердил мои подозрения.

Мне всего двадцать один, думала я в панике. Я даже университет еще не закончила. Мы с моим бойфрендом Дэниэлом встречались всего несколько месяцев.

Я открыла дверь кабинки и подошла к раковинам, чтобы поплескать немного холодной воды на запястья. Когда я подняла голову, девочки резко замолчали, увидев выражение моего лица.

У Дэниэла был семинар по социологии, который заканчивался в половине первого – я выучила наизусть его расписание. Я побежала к зданию, где проходил семинар, и начала мерить шагами тротуар напротив входа. Пара студентов курила на ступеньках, еще несколько валялись на траве, ели свой обед, трое играли во фрисби, выстроившись треугольником. Девушка лежала, положив голову парню на колени, и ее длинные волосы укрывали его ноги как плед. Из приемника грохотали «Грейтфул Дэд».

Еще два часа назад я была бы одной из них.

Когда схлынула толпа выходивших с занятия студентов, я увидела, что он стоит в начале лестницы и кладет очки в нагрудный карман рубашки. Через плечо у него висела сумка на длинном ремне. Я подняла руку и помахала. Он увидел меня, задержался на ступеньках и неуверенно начал спускаться туда, где стояла я.

– Профессор Бартон! – его перехватила студентка – хотела, наверное, задать вопрос по поводу его предмета. Или просто заигрывала с ним.

Дэниэлу Бартону было примерно тридцать пять, и на его фоне качки со своим фрисби, скачущие и улюлюкавшие, когда удавалось поймать, были похожи на щенят. Разговаривая со студенткой, он продолжал искоса поглядывать на меня. Его нервозность была физически ощутима. Я нарушила правило: не видеться на территории университета.

Его, в конце концов, могли и уволить. Он поставил мне «отлично» на третьем курсе, за несколько недель до того, как мы начали встречаться. Я заслужила свою оценку – мы никогда не разговаривали ни о чем, кроме предмета, не говоря уже о том, чтобы целоваться, пока я не столкнулась с ним на концерте Дэйва Мэттьюса на пляже, потеряв своих друзей, – но кто бы нам поверил?

Когда он наконец приблизился ко мне, он прошептал: «Не сейчас. Потом позвоню».

– Заезжай за мной на обычное место через 15 минут, – сказала я.

Он покачал головой.

– Сегодня не получится. Завтра.

– Это очень важно.

Но он уже шел прочь от меня, засунув руки в карманы, к своей старенькой «Альфа Ромео», которая так часто возила нас на пляж лунными ночами. Я смотрела ему вслед, чувствуя себя уязвленной и чудовищно преданной. Я всегда соблюдала наше правило – он должен был догадаться, что это было неотложное дело.

Дэниэл бросил сумку на пассажирское сиденье – мое сиденье – и уехал.