Ад вскрикивая вырывался, рыдал, и не говорил. Элон начал вставлять сломанный мизинец обратно. Мальчик излился, содрогаясь.
– Больно! Бог мой, как же больно! – ранено молил Ад.
– Я сломаю все пальцы, сращу, и начну ломать их заново, – закричал Элон. – И снова сращу!
– Твоя воля – закон для меня, – прорыдал Ад.
– Я хочу услышать, что ты сожалеешь.
Ад молчал.
– Ну? – коротко спросил Элон.
– Я… нет!!! – крикнул Ад.
Парис заинтересовано смотрел, не понимая, как же они живут, не трахаясь во время наказания? То, что мальчик не скажет, что сожалеет, это было ясно. Но говорить – «накажи его просто за отказ, просто накажи, он не будет сожалеть, и не уйдет» – Парис не стал. Все-таки, по возможности надо внушать кому получится, что наказание должно иметь какую-то цель. Конечно, мужчина не мог знать, что цель у Элона была. Самая наиблагороднейшая.
Элон коротко прикрыл глаза и сломал Аду еще один палец, он удерживал руку за запястье, не позволяя Аду прикоснуться к переломам, погладить их.
Ад пытался высвободить гениталии, все-таки там было больнее. Он пытался дернуться, когда мужчина приподнимает ногу, но новый удар пригвождал его к полу. Ад задыхался от слез и боли.
– Такая малость, а ты говоришь, что моя воля – закон.
– Накажи меня, бог мой. Я не могу уйти от тебя.
– Я хочу услышать, что ты сожалеешь и готов изменить свое мнение.
– Я не буду даже касаться тебя, бог мой, если ты не захочешь, позволь мне остаться с тобой… я скажу, что угодно, что я сожалею, – плакал Ад, – что я готов изменить мнение. Я скажу что угодно, только не гони меня!!!
– Говори, – приказал Элон.
– Я сожалею…
– И готов изменить свое решение.
– И готов изменить свое решение… – повторил Ад.
У Париса снова случился припадок разлада мечты с действительностью. Раб с мужской внешностью сбивал с толку. Он смог сломать программу Ада, но любить принадлежать женщине не красило его. Парис мотнул головой. Элон сошел с гениталий мальчика, дернул второй сломанный палец, вставляя его. Ад судорожно дышал, схватившись за гениталии здоровой рукой. Элон подтянул мальчика за волосы к Парису.