– Он слишком молод для меня, – утешила его Бану. Веретено скорчило ужасающую гримасу удивления:
–
– Двадцать шесть.
–
– Двадцать четыре. – Для порядка и пущего эффекта Бану округлила в большую сторону.
Притворная гримаса удивления на артистичном лице Веретена сменилась выражением неподдельного потрясения.
–
– Ну, во всяком случае, вы не побили рекорд человека, который пропускал меня в бассейн за пол цены, потому что думал, что мне ещё нет пятнадцати, – на одном выдохе сказала Бану, и по мере того, как предложение набирало обороты, на лице Веретена расцветало непонимание.
–
– Меня пропускали в бассейн за полцены. Потому что думали, что мне нет пятнадцати. – «Господи, – подумала Бану, – если каждое сказанное сложноподчинённое предложение мне придётся для него разбивать потом на много маленьких, чтобы ему было понятнее…»
–
«Да, и вас не посадят за совращение несовершеннолетних, если что», – с горечью подумала Бану, понимая: «если что» ей не светит.
Привыкшие совать нос в дела собратьев по танцу, старожилы школы считали своим долгом дать Бану, у которой за спиной были годы выступлений на сцене, свои ценные советы. Особенно раздражал своей назойливостью Джаваншир, большая звезда маленького клуба, в чьём рту было несколько потемневших от времени и, видимо, перешедших по наследству золотых зубов. Он постоянно норовил поменять с трудом продвигавшуюся постановку танца по своему сомнительному вкусу, чем вызвал ненависть Бану, которая в последнее время вообще была склонна испытывать одни лишь негативные чувства – безнадёжная любовь ещё не улучшила ничей характер. Обидней всего было то, что Джаваншир договаривался с Вагифом, словно в их паре главенствовал он, хотя руководить должна была Бану как несравненно более опытная и умная.
– Нет, ну надо же, – понервничав как-то раз, жаловалась она Лейле. – Какой-то Джаваншир, вчера спустившийся с гор, не умеющий разговаривать, а только гукать и показывать на пальцах, сколько ему лет, у которого первой любовницей была овца, – он мне – мне! – будет указывать, что и как мне делать?!
Лейла, которая симпатизировала Джаванширу и считала его превосходным танцором, не разделяла негодования подруги.
– Зачем ты так переживаешь? В следующий раз иди пожалуйся Веретено мюэллиму[15], и всё.
Так Бану и сделала. В следующий раз, когда Джаваншир рассердил её и Веретено заметило, что гнев исказил детское личико Бану, на его расспросы она ответила:
– Ваше величество, ваши подданные указывают мне, как мне ставить мой танец! – Она нарочно употребила слова «мне» и «мой» целых три раза. Веретено недовольно покачало головой и посоветовало:
–